Никита тут же забыл о головной боли, с треском натянул выходную рубашку, бросил в сумку старое одеяльце, плавки и выбежал из комнаты.

— Ты куда? — крикнула из кухни мать.

— Искупаюсь.

— Ты же хотел торф возить!

— Завтра!

Пробежался по улице, ага, вон Елена, впереди вышагивает. Сейчас по дороге все вдут в одну сторону — на канал купаться. Кто же кинул камешек? Неужели сама Елена? Не понять Никите. Вслед за Еленой по лесной дороге он дошагал до старого Ладожского канала. По пешеходному, подвешенному на тросах мостику, перешел на другой берег. Затем через болотистую низину с ельником, комарами и черничником, быстро поднялся на песчаную насыпь — и вот он, новый Ладожский канал, широкий, с быстрой водой, как глубоководная река. С другой стороны вертикальный берег и высоченная насыпь, как обрыв. Если отыскать местечко повыше, можно увидеть на той стороне за насыпью полосу камыша, а за ним синее лезвие — Ладога, в безветрие блестящее, словно полированное.

Елена расстелила одеяло, ни на кого не обращая внимания, скинула платье — жарь меня, солнце! Метрах в пяти от нее расположился Никита, так, чтобы видеть девушку и не бросаться ей в глаза. Поодаль, чтобы ее не было видно, потеснив многодетную мамашу, легла Зоя…

* * *

Никитин сосед Юрка был заинтригован словом «любовь» и решил из любознательности понаблюдать за «влюбленными». Вернулся к себе на участок, открыл сарай. Налил в бензобак бензил и выехал на улицу. Около правления садоводства его остановил бдительный сержант Григорьев.

— Стой!.. Покажи мопед… «Верховина-З»?.. Где левая педаль?

— Потерял, месяц так езжу, уже приспособился. Зато тормоза как мертвые держат. Хотите, покажу?

Интуиция подсказала сержанту, что он вышел на верный след. В груди сладко защемило.

— Сам ты еще для подвигов мал, ко вполне мог дать Бармалею покататься, а?

— Нет, никому не даю, берегу машину.

— А без спроса твою «Верхоьину» могли взять?

— Как возьмешь? На сарае замок то какой!

— А ну, кати к дому, покажи мне свой сарай… Живо!

Сержант прыгнул в машину и покатил вслед за резвым Юркой. Сарай он осматривал три минуты, к немалому изумлению Юрки обнаружил две оторванные доски, проследил след мопеда среди грядок по соседнему участку.

Овчарка, почуяв чужого человека, загремела цепью и залилась злобным лаем. На крыльцо вышла Нина Федоровна:

— Кто это лазает по нашему участку? — но увидев милицейскую форму, снизила тон: — Что вам надо, сержант?

— Можно в дом войти? — спросил Григорьев.

— Зачем? — насторожилась Нина Федоровна.

— Посмотреть, как у вас… Как вы выполняете правила противопожарной безопасности, — нашелся Григориев.

Проходя по комнатам-клетушкам, спрашивал:

— Кто здесь живет?.. Кто здесь живет?..

В каморке Никиты заметил на комоде школьную тетрадку. Открыл — стихи! И написаны синей шариковой ручкой! Взять тетрадку он не имел права и не хотел, изъятая с места без понятых, она переставала быть доказательством. А если оставить, хозяева, почуяв неладное, могут спрягать или сжечь. Он полистал тетрадку и в результате половина страничек оказалась у него в кармане.

— Кто здесь живет?

— Мой сын, Никита.

— Стихи он пишет?

— Да, балуется иногда.

— Где сейчас Никита?

— Отправился купаться на канал… А в чем дело, сержант?

— Пожарные правила вы не нарушаете, — скороговоркой на ходу ответил Григорьев, добежал до машины, схватил микрофон, вызвал Шестиглазова.

— Я нашел красный мопед «Верховина-3» без левой педали. На нем ездил в Шлиссельбург Никита Зеленев, сын сторожихи Нины Федоровны. В комнате Никиты лежит школьная тетрадка со стихами. Цвет шариковой ручки совпадает, тот же, что и у НАГа.

— Где он сам?!

— Мать говорит — пошел купаться. Соседский мальчишка Юрка утверждает, что Никита пошел следом за девушкой по имени Елена Островская. Отправился тайком ст нее, на расстоянии, чтобы не заметила. Что будем делать?