— Но, повторяю, я ничего не смыслю в этих животных, — напомнил Грай.

— Чтобы было понятнее, может быть, придется начать издалека. К тому же, — улыбнулся Шувалов, — я долгое время старался держаться подальше от милиции и не могу преодолеть некоторую робость перед карательными органами.

— Можно ли спросить, почему? — поинтересовался Грай. — Вы родились в России?

— Ваш вопрос мне понятен. Именно об этом я и хотел рассказать. Почти все семейство Шуваловых в те времена, когда пришел к власти гегемон, отправилось из Петербурга — туда… — Он посмотрел в окно, где на краешке горизонта был виден б хорошую погоду Финский залив, а за ним туманились вдали Финляндия, Швеция, Норвегия… — Оставшиеся Шуваловы насильственным образом оказались отправлены туда, — и он поднял голову и посмотрел наверх, где над нашим потолком находилось небо. — Мой отец, когда ему было восемнадцать лет, оказался в тифозном госпитале. Рядом с ним умирал рабочий парень такого же возраста, и отец за ним ухаживал. Парнишка пожалел отца: «Если ты выживешь, тебя все разно убьют. Я наших знаю. Возьми мои документы, я уже не жилец, а ты помогал мне, как мог». Так мой отец сменил имя. Когда в конце своей жизни он мне все эго рассказал, я спросил, можно ли взять свою фамилию, и услышал ответ: «После моей смерти». Так сильно он боялся. Теперь ситуация в стране изменилась, я смог наконец стать Шуваловым. Меня признали родственники, живущие за границей, помогли стать на ноги.

Шувалов вздохнул, явно переживая что-то про себя. Хотя по его лицу было видно, что он полностью владеет своими эмоциями и у него можно узнать только то, что он сам пожелает сказать.

— А теперь маленький экскурс в далекую историю, — предупредил Шувалов.

Грай уселся поудобнее.

— Никому неизвестно, как появились русские голубые кошки. Есть только легенды, — начал рассказ Шувалов. — Полагаю, что выводить их начали лет триста назад в боярских вотчинах, которые теснились вокруг Москвы. Там были свои конюшни, свои псарни. Царь приглашал на охоту, и следовало являться с собаками. Псам жилось неплохо, но и людям тоже нравилось. Недаром царь Алексей Михайлович издал указ — вольных людей, которые записывались в крепостные холопы, следует бить кнутом и ссылать на Лену. Хозяйство бояре вели натуральное, на усадьбах, в амбарах и погребах собирали большие запасы продуктов. Сюда на кормежку сбегались полчища мышей и еще — черные крысы, разносчики чумы, от которой тогда гибли целые народы. Нам трудно теперь представить, как много значили кошки для наших предков. Появление русских голубых в Европе связывают с именем императрицы Екатерины Великой, которая якобы подарила английской королеве на коронацию пару русских голубых кошек. Дальнейшая история русских голубых печальна. Чистопородные животные, которые остались в Зимнем дворце и в других домах, растворились среди уличных кошек. Порода исчезла, русские голубые погибли, как погибло многое из того, чем гордились наши деды.

— Более позднюю историю я знаю. Для ленинградских кошек она тем более печальна, — согласился Грай. — В блокаду практически всех кошек съели. Когда сняли блокаду, в наследство от нее достались полчища крыс. Леонид Пантелеев сделал запись в блокадном дневнике в январе 1944 года: «Котенок в Ленинграде стоит 500 рублей». Сравним — за 50 рублей можно было с рук купить килограмм хлеба, а сторож получал зарплату 120 рублей. Пришлось собрать по стране и привести специально в Ленинград два эшелона кошек. Старожилы вспоминали — чтобы получить кошку, приходилось отстоять очередь. Расхватали их быстро, многие вернулись ни с чем.