Подойдя ближе, разглядел обезображенное лицо, распухший язык, вывалившийся из широко раскрытого рта, выпученные глаза, темную полоску на шее. Тут же валялся кусок грязней веревки, подобранной, вероятно, на земле. Скорее всего, ее столкнули с перрона, задушили на земле, и от людских глаз затолкали поглубже под перрон. Розовый плащ оказался выпачканным в мазуте, дорожная сумка отсутствовала, карманы вывернуты. Может быть, после убийцы здесь уже побывали вокзальные бомжи.

В кармане у меня еще оставался пирожок с мясом, старательно завернутый в бумажку заботливым капитаном. Я его вынул и положил поодаль, на открытом месте, пусть его склюют божии птички.

Из вокзального автомата, опустив в него жетон метро, позвонил Граю. Рассказал об увиденном и спросил инструкции. Шеф тяжело задышал в трубку:

— Убежав от нас, она была обречена. Позвони в милицию и возвращайся домой.

Пришлось потратить еще один жетон. Избрал номер дежурного ГУВД и пропищал в трубку, зажав нос:

— На Московском вокзале только что убили молодую женщину. Тело лежит под левой, крайней платформой, в самом конце.

Вернувшись домой, я открыл дверь своим ключом, чтобы не сразу встретиться с Бондарем. Но, очевидно, старик поджидал меня, он сразу вышел из кают-компании, посмотрел мне в лицо, понял, что случилось страшное, и все же с надеждой в голосе спросил:

— Ты нашел ее, Виктор?

— Отыскал, но поздно. Ей уже никто не сможет помочь.

— Я не смог ее удержать… Боже, прости меня…

— Не казните себя, капитан. Никому не дано удержать Золотую рыбку. Об этом еще Пушкин предупреждал. А классикам можно верить.

В одиннадцать вечера, когда я выходил из кабинета, чтобы отправиться спать, Грай заметил:

— Телефон Великорецкого в общежитии не отвечает до сих пор. Не нравится мне это. Что там могло случиться?

— Плохие новости, шеф, всегда приходят быстро. Узнаем все утром.

Завтракали мы, как обычно, в восемь тридцать. Бондарь накормил нас гречневой кашей с молоком и яичницей-глазуньей. Сам есть не стая. Я запивал завтрак чаем, Гран предпочитал кофе.

В девять часов я, вслед за Граем, вошел в кабинет и отдал ему газеты, вынутые из почтового ящика. Не садясь, шеф развернул «Криминальный вестник», быстро нашел то, что нас интересовало, прочитал вслух: «Вчера на Московском вокзале найдено тело молодой художницы из Холуя Людмилы Катениной. С группой художников, которую возглавлял директор фабрики лаковой миниатюры, она приехала на открытие выставки в Русском музее. Предположительно, убийство произошло во время от пятнадцати тридцати до шестнадцати тридцати. По факту убийства возбуждено уголовное дело. Всех, кто в это время был на вокзале и может дать информацию по данному факту, просим позвонить по телефону…»

Я закрыл глаза и вспомнил — в какой-то книжке про северо-американских индейцев читал об их отношении к произнесенному слову: когда снимают скальп — больно. Но обыкновенные слова могут ранить человека еще больнее. Тогда я не мог понять смысла сказанного. А сейчас вспомнил и подумал: лучше бы с меня сняли скальп — говорить о человеке, о молодой женщине, которая, я считал, погибла по моей вине, было невыносимо.

Грай на мои эмоции не обратил никакого внимания. Так и не присев, быстро разобрал почту. Он был в костюме, при галстуке, что делало невозможным контакт с железным французом. Но он уже два раза посмотрел в сторону библиотеки, где ждало его чудовище, и я понимал, что вскоре могу остаться с мрачным убийством один на один.

Резко звякнул колокол у входной двери.

— Взгляни, кто это хочет оторвать язык у нашего колокола, — попросил шеф.

Я вышел в прихожую, посмотрел в иллюминатор и обнаружил на крыльце рассерженного начальника уголовного розыска Головатого. Я открыл дзерь и вежливо сказал:

— Доброе утро, майор. Бы, наверное, с хорошими вестями к нам?

Оттолкнув меня, не здороваясь и не снимая куртку, Головатый прошел в кабинет и с ходу плюхнулся на диван, на главнее место, обозначенное валиками. Сверкающие, гневные глаза не предвещали добра от этой встречи.

— Я вам рекомендовал в помощники Виктора Крылова? — спросил Головатый задиристо.

Грай сел в свое кресло у стола, я занял рабочее место.

— Рекомендовали, — согласился шеф.

— Я его и уничтожу, как оперативника! — выпалил пришедший.

— Хорошенькое начало дня, — привстал я от удивления. — Нельзя ли узнать подробности? Я угнал у вас машину? Не поздоровался с вашим шофером или совершил иной проступок, попадающий под действие Уголовного кодекса?

— Вчера на Московском вокзале убили женщину, холуйскую художницу Людмилу Катенину. Милицейский автопатруль задержал бомжей, которые унесли с перрона ее дорожную сумку. Криминалисты нашли на сумке отпечатки твоих пальцев, Виктор. На данный момент ты — главный подозреваемый. Если ты плохо прокомментируешь этот факт, то немедленно познакомишься с моими новенькими браслетами. Я слушаю.