Однажды попал в Холуй, увидел лаковые миниатюры и понял, что ему надо. Учился легко, торопливо, иной раз обедать забывал. Учился у всех, у кого что видел хорошее — сразу перенимал.

Познакомился с однофамильцем. Тот был на полгода взрослее и поопытнее, начал раньше. Они подружились и получили прозвища — «старший» и «младший». Бывший кинотехник бросился вдогонку за товарищем. Они друг другу помогали, спорили над первыми композициями, доставали книги с былинами, со старинными костюмами, орнаментами. Ходили в старый монастырь, где директор детдома ладил этнографический музей, собирал костюмы, обувь, посуду, оружие, фарфор, стекло. Холуйцы сами ему приносили, у кого что было. Парни приходили сюда с друзьями, надевали то армячишко, то сюртук, то высокую ямщицкую шапку, вооружались саблями и ружьями наполеоновского времени. С удовольствием рассматривали тканное покрывало, на котором Наполеон в санях без оглядки бежал из России.

Художник почувствовал, что дело нашел, ходил всюду с альбомом и постоянно рисовал. Причем натурального человека с обычными пропорциями трудно рисовал, а живописного, удлиненного в канонах Холуя, легко.

Кобура натерла мне бок за эти двое суток. Хотелось ее снять и забросить подальше. Ну, а если мой хозяин — убийца? Следовало предусмотреть все варианты. Послужной список у Соснова-младшего безупречен, никаких связей или действий, порочащих его, нет. Что ж, можно еще с ним поговорить об истории, скажем, а потом хлоп — неожиданный вопрос! Отвечай, друг сердечный. Я завел разговор о зарождении Холуя. Оказалось — Соснов напитан историей, дышит ею. Ведь мастерство, которое он держит в руках, зародилось много веков назад не где-нибудь, а именно на той земле, где стоит его дом.

Как пришли сюда русские поселенцы — доподлинно известно. Может быть, первопроходцы искали свободные земли и нашли здесь речку, богатую рыбой, огромные колонии бобров. О происхождении странного поселка тоже идут споры. Холуи — так в древности называли деревянные запруды для ловли рыбы. Вот как это слово объясняет словарь Даля: «Холуй, холуйник, плетень рыболовный, язь, озъ». То есть средство добычи рыбы. Можно предположить, это и было основным промыслом первых поселенцев.

Соснов поглядывал па меня, проверяя, правильно ли я воспринимаю его рассказ, волнует ли это меня? Мне было интересно, одновременно я пытался решить и свои проблемы. Он об этом знал, но выдержка у него оказалась отменная. Или он был невиновен.

— Поселенцы, прибывшие из княжеских дворов, были не землепашцы, а мастеровые люди, — продолжал художник, — Среди них оказались и иконописцы, так как стольные княжеские центры Суздаль и Владимир в домонгольский период славились иконописанием, которое стало развиваться со времен Андрея Боголюбского, примерно с середины двенадцатого века. Пахотных земель вокруг Холуя не было, одни болота, и мужчины занялись привычным для них делом — иконописанием, а женщины вышиванием. И еще мастеровитые поселенцы стали бурить землю, добывая соляной раствор, и варить соль. А также ловили рыбу, промышляли бобра и пушистого зверя. В дни праздников сюда приходили богомольцы и торговцы. Ярмарки становились все богаче, даже из Персии купцы приезжали. Население росло. Леса вокруг вырубили, болота осушили. Зверя стало меньше, бобры перевелись. Как Палех и Мещера, Холуй превращался в поставщика икон на всю Россию. Дорогие иконы писались для монастырей, вельмож и любителей искусства. Для народа писалась простая, расхожая икона. Мелкие торговцы — офени, неутомимые ходоки, набрав осенью товар на Холуйских ярмарках, с большими черными коробьями на спинах отправлялись по дорогам России до Сибири и до Кавказа. Возвращались в родные места только в мае, чтобы взять нового товара и снова отправиться по Руси.

Соснов понизил голос и придал ему внушительности:

— Холуйские иконы получались нарядными и приносили успех мастерам на выставках в Нижнем Новгороде, Варшаве, Москве, Мюнхене, Петербурге, Чикаго, Мадриде, Копенгагене, Париже, Вене… Великий Гете заинтересовался суздальским иконолисанием. Наш историк Карамзин ответил ему, что «сия иконопись у нас не изменилась в течение веков». Гете в Веймар отправили образцы суздальского иконописания, и среди них две иконы Холуя.

Соснов снова сел за стол, придвинул коробочку и начал усердно рисовать, показывая, что разговор окончен.

— Ну, а как же иконописцы научились писать лаковые миниатюры?

Соснов защитился вытянутой ладонью.

— Об этом не со мной надо говорить, а с ветеранами.