Он действительно испугался тогда на приеме. Проходившая мимо незнакомая дама улыбнулась ему, он дежурно улыбнулся в ответ и обратил внимание на ее ожерелье, очень крупное, броское, яркое, его просто невозможно было не заметить. И очень красивое. Ему хотелось быть приятным, а никакого другого комплимента в голову не пришло, просто сработал автоматизм: поклонники должны тебя любить. И Волько похвалил украшение. А дама вдруг начала рассказывать, что это ювелирное изделие имеет название «Рассвет на Эгейском море», и у него есть еще второе название – «Последний рассвет». Дама еще что-то щебетала о том, что ювелиры, оказывается, иногда дают названия своим изделиям, а она никогда об этом не слышала, и как это интересно… А Виктор Волько уже ничего не воспринимал от ужаса. Перед глазами стояло искаженное ненавистью и яростью лицо Леонида Константиновича, в ушах набатом звучали его, казалось бы, давно и прочно забытые слова: «Это будет последний рассвет, который ты увидишь в своей жизни».

Сперва Волько решил, что Курмышов где-то здесь, наблюдает за ним со стороны. Он стал искать ювелира в зале, хотел объясниться, а когда не смог найти, сделал отчаянную попытку проверить: набрал домашний телефон Курмышова, и тот снял трубку. То есть его совершенно точно на приеме не было. И почему-то в этот момент Виктору Волько стало по-настоящему страшно. Он решил, что ювелир задумал какую-то невероятную, чудовищную месть. И певец растерялся, не смог совладать с собой, убежал с приема, наплевав на прописанные в контракте обязательства, и опрометью кинулся к знакомому криминальному авторитету из числа поклонников.

– Вы, наверное, знаете, у всех звезд есть… ну, как бы это сказать… поклонники и спонсоры из этой среды, – запинаясь, объяснял певец. – У нас ведь часто возникают всякие недоразумения, особенно когда приглашают на частные вечеринки, и надо иметь за спиной авторитетных людей, которые помогут и защитят, если что…

– Я знаю, – кивнула Рыженко. – Вы не отвлекайтесь, пожалуйста. Продолжайте.

Волько примчался к своему «спонсору-поклоннику», криминальному авторитету Михалеву, и попросил дать ему человека для выполнения деликатного поручения: попугать ювелира Курмышова. Нет, ни в коем случае не убивать, просто напугать до смерти, чтобы дать Леониду понять: Виктора Волько голыми руками не возьмешь, он тоже умеет показывать зубы и огрызаться, он тоже может быть опасен. Почему-то ему казалось, что таким образом он сможет остановить Курмышова.

– И кого вам дал Михалев?

– Он позвонил куда-то, через некоторое время приехал Гриша Дубинюк, здоровенный такой парень, одним своим видом может напугать до обморока. Я Гришу давно знал, он всегда рядом с Михалевым. Мне, собственно, именно такой и нужен был, я же не убивать просил, а только напугать, вот и подумал, что Леонид Константинович его как только увидит – сразу отступится от своих намерений.

– То есть вы не заказывали Дубинюку убийство Курмышова?

– Да вы что! – Волько побелел. – Как вы могли подумать! Конечно же, нет, я только попугать хотел. И еще строго-настрого велел не бить и вообще не калечить, потому что ювелир работает руками, калека работать не сможет, если руки повредить. И вообще, я не живодер. Вы поймите, я не хотел Леониду зла, я не хотел ему ничего плохого, я просто защищался! Я был уверен, что это он хочет мне отомстить, и пытался его остановить. Напугать и остановить.

– Хорошо. Как именно вы намеревались напугать Курмышова?

– Я… Я не знаю… Я Грише сказал: на твое усмотрение, реши сам, по ситуации. Мне важен результат: Леонид должен испугаться так, чтобы навсегда забыть мысль отомстить мне.

– И что именно усмотрел Григорий Дубинюк? Он вам доложил, как он напугал Курмышова?

– Он… сказал, что похитил Леонида в четверг вечером и отвез в такое место, где он посидит немножко и остынет.

– В четверг вечером – это через день после приема? – уточнила Рыженко, которой в протокол нужно было вписывать не «четверги» и «следующие дни», а конкретные даты. – Двадцать второго ноября?

– Ну… да, наверное.

– И что было потом?

– Я не знаю… Я правда не знаю… Честное слово! Гриша сказал, что акция устрашения завершается, и в воскресенье, в самом крайнем случае – в понедельник, ювелир уже будет дома и станет тихим и покладистым.

– Когда Дубинюк сказал вам, что акция устрашения завершается?

– В… в субботу, кажется. Да, в субботу.

– В субботу, двадцать четвертого ноября, – снова уточнила Надежда Игоревна. – В чем конкретно состояли действия по устрашению Курмышова?

Рыженко быстро набирала на клавиатуре протокол допроса, Волько сидел растерянный и испуганный. А Антон наблюдал за ним и прикидывал: действительно, Курмышова никто не видел, начиная с вечера четверга, и никто не разговаривал с ним по телефону. А умер Леонид Константинович поздним вечером в воскресенье. И не сам умер, а был задушен.