– Ужас, просто ужас, во что превратился розыск, – удрученно проговорил он. – Кого набирают? Откуда набирают? Что у вас в головах? Нет, определенно, уголовный розыск умер одновременно с советской властью. Иди, Дзюба. И пригласи следующего.

Все утро, пока Дзюба давал показания следователю, Антон Сташис проверял алиби Вероники Нитецкой на утро среды. Это оказалось делом несложным: Вероника Валерьевна в своем офисе находилась с 10 утра до 21 часа, никуда не отлучалась, а в момент убийства Панкрашиной проводила переговоры с представителями транспортной компании. В общем-то, версия Дзюбы о ее причастности к убийству с самого начала казалась Антону малоубедительной, так что он даже особо и не расстроился, когда выяснилось, что в цвет они не попали.

Почему-то более перспективным в плане получения информации ему виделся певец Виктор Волько, добиться аудиенции у которого оказалось не так-то просто. Действовать пришлось через его продюсера, который долго шелестел перелистываемыми страницами ежедневника и всячески демонстрировал невероятную занятость звезды вокала: переговоры, репетиции, выступления, обязательный отдых («Это же голос! Это понимать надо. Голос требует определенного режима!»), посещение личного врача-фониатра… В какой-то момент Антону надоело изображать из себя интеллигента, и он коротко и ясно выразился в том смысле, что для полиции Виктор Волько не певец, а свидетель, которого необходимо опросить, и чем быстрее, тем лучше. Продюсер тяжело вздохнул и назначил время и место.

– Только я очень вас прошу – недолго, Виктор Семенович должен ехать проверять акустику в зале, где ему предстоит выступать через два дня. И постарайтесь его не волновать, это плохо влияет на голос.

– Это уж как получится, – усмехнулся Антон.

К Волько они приехали уже вместе с Дзюбой. Певец расслабленно сидел в кресле-качалке, вытянув ноги, а продюсер, худощавый нервный тип с густо замазанными гелем стоящими торчком волосами, носился по комнате, как сторожевой пес, всем своим видом давая понять, что готов в любой момент вцепиться в глотку любому, кто только посмеет посягнуть на нервную систему звезды.

– Вы знакомы с Евгенией Панкрашиной? – начал Роман.

Они заранее договорились с Антоном, что вопросы будет задавать Дзюба, а Антон останется сторонним наблюдателем и будет помогать молодому оперативнику взглядами и жестами, координируя и направляя ход беседы. Об этом попросил сам Роман: «Мне надо учиться, а то Гена всегда все брал на себя и потом ничего не объяснял».

Полное спокойствие. Мерное покачивание в кресле. Имя Панкрашиной не вызвало у певца никаких эмоций.

– Впервые слышу.

– Вы были двадцатого ноября на приеме по случаю юбилея господина Букарина?

– Да, меня пригласили выступить перед гостями. А в чем дело?

– Во втором перерыве вы беседовали с дамой. Вы с ней знакомы? Кто она?

– С дамой? – Волько наморщил лоб. – Да я со многими там беседовал, в том числе и с дамами. Там было много народу. Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить: Евгения Васильевна Панкрашина, супруга Игоря Панкрашина, известного бизнесмена и благотворителя.

Волько призадумался и снова покачал головой.

– Нет, я ее не знаю. Хотя вполне возможно, и перекинулся с ней парой фраз.

– А нам сказали, что вы с ней разговаривали, причем весьма оживленно. Это была далеко не пара фраз, вы что-то обсуждали. Вспомните, пожалуйста. Невысокая такая женщина, немолодая, в черном платье, у нее еще было такое яркое колье на шее.

Волько начал раздражаться, это было очень заметно, особенно Антону, который стоял чуть в стороне и явственно видел, как напряглись мышцы и набухли вены на шее певца.

– Да мало ли с кем я там разговаривал, – сердито заговорил Виктор Семенович, и тут же в разговор вклинился неугомонный продюсер.

– Виктору Семеновичу ведь далеко не каждый собеседник знаком, – затараторил он. – Опять же не каждый имеет достаточно хороших манер, чтобы представиться, а у Виктора Семеновича не безразмерная память, чтобы запоминать всех, кто к нему подходит. Вы представляете, какая обстановка на этих приемах? Музыканты играют, все разговаривают, шум стоит такой, что ничего не слышно, подходит человек, здрасьте, я такой-то, я ваш горячий поклонник, а где вы в следующий раз будете петь, где можно вас послушать и так далее. Само собой, что в таком гвалте имя разобрать невозможно. Вы что же думаете, Виктор Семенович будет переспрашивать? Вы думаете, ему так важно знать точно, как его зовут, этого человека, который скажет три дежурных комплимента и отойдет, и больше никогда в жизни Виктор Семенович его не увидит?

Волько снисходительно выслушал защитную речь своего преданного продюсера, покивал головой в знак того, что согласен с каждым его словом, и соизволил дальше вести беседу самостоятельно:

– Вполне возможно, что я и беседовал с вашей дамой, но я ее совершенно не помню.

Роман обменялся взглядом со Сташисом и получил команду продолжать.

– Ну, может быть, вы вспомните, на ней еще колье такое интересное было…