– Нет, я в женских украшениях не разбираюсь, только в мужских, – недовольно проговорил певец. – Не обратил внимания.

И снова взгляд Сташиса: сделай вид, что ты тупой, начинай все сначала.

– Вам не показалось, что она чем-то расстроена, напугана? Может, нервничала, озиралась по сторонам, кого-то искала глазами? – спросил Роман, словно ему не сказали только что русским языком, что никакой Панкрашиной Виктор Семенович не знает и никакую даму в черном платье и с колье на шее не помнит.

Как и следовало ожидать, в ответ оперативники получили вспышку ярости, сопровождаемую самыми нелицеприятными эпитетами в адрес российской полиции, куда берут на службу только самых тупых, не владеющих русским языком, да еще и глухих.

Выкричавшись в полное свое удовольствие, Волько вдруг замолчал и сменил гнев на неожиданную мягкость:

– Хотя знаете… Вот вы спросили, не нервничала ли она, не выглядела ли испуганной. Хороший вопрос. На таких мероприятиях люди обычно бывают оживленными, веселыми, подвыпившими в большей или меньшей степени. Я привык в подобных местах встречать именно таких людей. И если бы ваша дама чем-то выделялась из общей массы, я бы обратил на это внимание. Я бы ее запомнил. Так что либо она вообще со мной не разговаривала…

– Но она разговаривала с вами, – заметил Роман. – Это видели несколько человек, в том числе и муж Евгении Панкрашиной.

– Ну, значит, она была такой же, как все, и ничем мое внимание не привлекла. А что, собственно, случилось? Она что, пожаловалась, что я ее оскорбил, обидел чем-то?

«Спохватился, наконец, – подумал Антон, пряча улыбку. – Неужели все звезды такие? На первом месте их собственная персона, вокруг которой должен вращаться весь мир. А может быть, все дело в кресле-качалке? Неудачно этот певец сел для разговора с полицией. Кресло-качалка очень и очень мешает концентрации внимания и ясности мышления, это давно доказано специалистами. На качалке человек словно бы теряет связь с землей, а следовательно – устойчивость».

Антон во многих книгах читал про так называемое «состояние альфа», при котором разум раскрепощен и не создает оптимальных предположений и ясных мыслей. Именно «состояние альфа» и появляется у человека во время пребывания в таком соблазнительно удобном кресле.

– А ее, видите ли, убили на следующий день после приема, – язвительно проговорил он. – Такая вот неприятность.

Ну просто не смог удержаться, чтобы не поддеть самовлюбленного певца. Бегающий по комнате продюсер замер, будто в соляной столб превратился, а Виктор Семенович Волько сделался землисто-серым.

– Но вы же не думаете… – забормотал продюсер. – Как вы можете… Это что же…

– Нет-нет, – поспешил успокоить его Антон. – Мы ничего такого не думаем. Просто у нас есть основания полагать, что во время этого приема что-то произошло. Может быть, неприятный разговор или неприятная встреча с кем-то. И мы пытаемся вычислить, в какой момент это случилось. Если Евгения Васильевна была во время разговора с вами в хорошем, ровном настроении и ничем ваше внимание не привлекла, значит, то, что произошло, имело место позже. Вот и все.

Продюсер с видимым облегчением перевел дух, к лицу Волько постепенно возвращался нормальный цвет.

– Боже мой, какой ужас, – тихо проговорил он. – Вот так живешь-живешь и…

Он не договорил, тяжело поднялся с кресла, и теперь стало заметно, что при всей своей холености он излишне полноват для своих лет.

– Прошу прощения, мне пора. У вас есть еще вопросы?

Оперативники поблагодарили и покинули негостеприимного вокалиста. Настроение у обоих было – хуже некуда, даже Антон, совсем мало знавший Колосенцева, и тот был расстроен, а уж про Дзюбу и говорить нечего.

– В любом случае, если что-то и произошло, то точно после разговора с Волько и с приятельницами, потому что в тот момент Панкрашина была в хорошем настроении, – задумчиво резюмировал Антон.

Они стояли на улице, возле машины Антона, наслаждаясь неожиданно проглянувшим солнышком. От вчерашней злой непогоды не осталось и следа.

– Но муж Панкрашиной уверяет, что она и домой ехала в хорошем настроении, – возразил Дзюба. – Значит, на этом приеме вообще ничего особенного не случилось.

– Муж – лицо заинтересованное, он мог и наврать, а правды мы все равно не узнаем.

Роман с удивлением посмотрел на Сташиса.

– Ты что, все-таки мужа подозреваешь?

Антон неопределенно пожал плечами. Это было одно из тех дел, когда ничего не складывается, все какое-то аморфное, расползающееся по швам при малейшем прикосновении. Вроде и подозревать некого, а вроде и каждого можно заподозрить…

– Надо опросить водителя мужа, мы с ним еще не разговаривали, – предложил Роман. – Но вообще-то Евгению Васильевну никто никогда в плохом настроении не видел, она умела скрывать, всегда была ровная и спокойная, молчаливая, но не тяжелая. Так и ее водитель говорит, и подруги.