– К сожалению, нет, – ответил Антон. – И вообще, мы пока не уверены в том, что это то самое колье. Посмотрите внимательно.

Панкрашин смотрел долго, морщил лоб, видимо, пытаясь припомнить, потом кивнул.

– Кажется, это оно. Во всяком случае, очень похоже.

Но «кажется очень похоже» оперативников никак устроить не могло.

Татьяна и Светлана Дорожкины дали ответ вполне категоричный.

– Точно! Это оно! Значит, вы его нашли? – радостно спросила Светлана. – Значит, его не украли, когда тетю Женю… ну, когда ее убили?

И здесь тоже пришлось ограничиться некими туманными словами о том, что неизвестно, то колье или не то, может, просто похожее, но вот нашли фотографию и пытаемся уточнить внешний вид разыскиваемого изделия.

Почему-то Светлану их объяснения расстроили… Наверное, она действительно любила подругу матери и искренне хотела торжества правосудия.

По всему выходило, что обнаруженное в сейфе убитого ювелира колье было тем самым, которое Евгения Панкрашина взяла напрокат и которое собиралась вернуть. Значит, вернула. Но только не в рент-бутик, а ювелиру. И совершенно непонятно, зачем она соврала. Скрывала связь с ювелиром? От мужа и подруг? И эти отлучки во время визитов к подругам были связаны не только с поддержанием контактов с Вероникой Нитецкой, матерью Нины Панкрашиной, но и со свиданиями с ювелиром Курмышовым? Очень похоже. Надо разрабатывать эту линию.

В любом случае теперь стало окончательно понятно, что оба убийства как-то связаны друг с другом. Два дела слились в одно.

Какая злая насмешка судьбы: Лёню Курмышова убили, не дав ему дожить до дня рождения всего несколько дней. Если бы он был жив, то сегодня, 29 ноября, отмечал бы свой пятьдесят шестой день рождения. Ровно год назад он праздновал пятидесятипятилетие, праздновал пышно, шумно, собрал всех своих именитых заказчиков, а также коллег-ювелиров.

А сегодня… Предложение поступило от Олега Цыркова, что было для Сотникова весьма неожиданным. Олег позвонил утром и сказал, что хотел бы видеть вечером у себя в московской квартире Алексея Юрьевича и Илью Ефимовича, поскольку у Леонида Константиновича день рождения. И не то чтобы Сотников забыл, нет, просто отметил сам факт: сегодня 29 ноября, но ведь Лёни больше нет… Впрочем, какая разница? Да, первое поминовение погибшего друга придется не на день похорон, как бывает обычно, а на день рождения. Что ж, случается.

Олег встретил Сотникова весь в черном: черные джинсы, черный свитер. Илюша Горбатовский, как обычно, приехал первым и уже сидел за накрытым столом, тоже в трауре: черный костюм с черной сорочкой. Разговаривать не хотелось. Хотелось выпить. И выпить крепко. Стол был поминальным: кутья, блины, кисель. И водка.

«В самый раз», – мрачно подумал Алексей Юрьевич.

Первые две рюмки выпили молча. Когда официант (даже здесь Олег не счел нужным обойтись без понтов!) налил по третьей, Илья Ефимович тяжело поднялся со стула. Он говорил неторопливо и долго, Олег слушал внимательно, а Сотников не слушал вовсе: ему неинтересно было, что скажет Илья в эту минуту о Курмышове. Куда важнее, что он думает на самом деле. А этого в поминальном тосте не услышишь. Неужели у него лопнуло терпение? Или Лёнька повел себя как-то особенно вызывающе по отношению к Карине, и Илюша заступился за дочь?

А может, все-таки Олег?

Олег, такой целеустремленный и энергичный, так любящий получать новые знания, вовсе не похожий на убийцу… И он всегда нравился Сотникову, еще с того времени, когда пришел заказывать прощальный подарок для женщины, с которой собирался расстаться. Да-да, это был именно он, Олег Цырков. И идею распадающегося браслета с противопоставлением рубина и алмаза он понял мгновенно, подхватил, даже не дослушав объяснения ювелира до конца, чем расположил Алексея Юрьевича к себе сразу и навсегда. Впоследствии выяснилось, что Олег обладает природным, никем не воспитанным качеством: чутьем на красоту и элегантность.