— А ты не боишься, что она может что-то заподозрить и проверит? — спрашивала я, и он отрицательно качал головой.

— Я отлично умею врать, — однажды признался он мне с улыбкой.

А в другой раз сказал:

— Даже если Рейчел и проверит, это не страшно, потому что на следующий день она все равно ничего не вспомнит.

Вот тогда я стала понимать, как плохи у него дела дома.

При мысли об этих разговорах я перестаю улыбаться. Я вспоминаю, как Том заговорщицки смеялся, проводя пальцем по моему животу, и заверял, что отлично умеет врать. Он действительно это делает мастерски и очень убедительно. Я не раз в этом убеждалась. Например, когда при регистрации в гостинице он выдавал нас за молодоженов или когда отказывался задержаться на работе под предлогом, что дома у него что-то случилось. Конечно, все часто врут на эти темы, но Тому верили безоговорочно.

Я думаю об утреннем завтраке — но дело в том, что я поймала его на лжи, и он тут же признался. Мне не из-за чего волноваться. Он не встречается с Рейчел за моей спиной! Это просто смешно! В свое время, когда они только познакомились, она, возможно, и была привлекательной, и даже весьма эффектной. Я видела фотографии — огромные темные глаза, роскошная фигура, все на месте, — но с тех пор она сильно растолстела. И в любом случае он никогда к ней не вернется после всей той нервотрепки, которую она устраивала ему, устраивала нам. Все эти выслеживания, ночные телефонные звонки, истерики, эсэмэски.

Я стою в отделе консервов. Эви еще милостиво спит в коляске, и я вспоминаю о тех телефонных звонках и как я однажды проснулась — а может, такое было не раз? — и увидела, что в ванной горит свет. Я слышала его голос за закрытой дверью — низкий и мягкий. Он успокаивал ее, я это знала. Он рассказывал мне, что иногда Рейчел была просто невменяемой, грозилась заявиться к нам домой, к нему на работу, броситься под поезд. Может, он и умеет отлично врать, но я знаю, когда он говорит правду. Меня ему не провести.

Вечер

С другой стороны, если подумать, ему удалось меня обмануть, разве нет? Когда он сказал, что поговорил с Рейчел по телефону, что она разговаривала нормально и была почти довольна жизнью, я всему безоговорочно поверила. Когда в понедельник вечером он пришел домой, я спросила, как прошел день, и он рассказал об утомительном заседании, на котором был вынужден просидеть все утро. Я ему посочувствовала, ничуть не усомнившись в правдивости его слов, хотя на самом деле никакого заседания не было, а утро он провел в кофейной в Эшбери в обществе своей бывшей жены.

Вот о чем я думаю, осторожно загружая посудомоечную машину, чтобы стук приборов не разбудил задремавшую Эви. Он обманывает меня. Я знаю, что он не всегда абсолютно честен со мной. Я вспоминаю его рассказ о родителях — как он пригласил их на свадьбу, а они отказались прийти, потому что не могли простить ему уход от Рейчел. Мне всегда казалось это странным, потому что оба раза, когда я общалась с его матерью, та была рада меня слышать. Я это чувствовала: она говорила очень доброжелательно, с искренним интересом ко мне и к Эви.

— Надеюсь, что мы скоро ее увидим, — сказала она, прощаясь.

Я рассказала об этом Тому, но он махнул рукой.

— Она просто старается заставить меня пригласить их, — объяснил он, — чтобы демонстративно отказаться. Играет во власть.

Слышать это было странно, потому что мне так не показалось, но настаивать я не стала. Пытаться разобраться во взаимоотношениях в чужих семьях дело неблагодарное. У Тома наверняка есть причины держать родителей на расстоянии, и я уверена, что им движет стремление защитить нас с Эви.

Тогда почему я сомневаюсь в правдивости его слов? Все дело в этом доме, в сложившейся ситуации, в событиях, которые произошли в последнее время. Это они заставляют меня испытывать сомнения. Если я не возьму себя в руки, то сойду с ума и закончу так же, как она. Как Рейчел.

Я сижу и жду, когда можно будет достать простыни из сушильного барабана. Может, стоит включить телевизор — вдруг там показывают серию «Друзей», которую я еще не видела триста раз? Или позаниматься йогой? Или почитать роман, который лежит на тумбочке у кровати и из которого я за две недели осилила всего двенадцать страниц? Я вспоминаю о ноутбуке Тома, который стоит на журнальном столике в гостиной.

А потом я делаю то, чего никак от себя не ожидала: достаю бутылку красного вина, которую мы открыли вчера на ужин, и наливаю себе бокал. Затем включаю ноутбук и пробую подобрать пароль.

Я делаю абсолютно то же, что и она: пью в одиночку и шпионю за ним. Она это делала, и он это ненавидел. Но недавно — не далее как сегодня утром — все изменилось. Если он мне врет, то я буду за ним шпионить.