Мне легче не только оттого, что я не знаю, но и оттого, что разряженный аккумулятор означает: телефоном не пользуются, он не нужен. У мужчины, переживающего бурный роман, такого быть не может. Он будет постоянно носить его с собой. Не исключено, что это его старый аппарат, который бог знает сколько лежал в шкафчике в зале, а у него все не доходили руки его выкинуть. Может, это даже не его телефон — он нашел его в зале, собирался отдать служащему на регистрации и забыл.

Я оставляю постель наполовину разобранной и спускаюсь в гостиную. В нижней части журнального столика есть пара ящичков, куда мы складываем разную мелочевку: рулоны скотча, переходники для розеток, рулетки, дорожные наборы иголок, старые зарядные устройства для мобильных телефонов. Я нахожу три зарядных устройства и проверяю их. Второе подходит. Я подключаю его и телефон за тумбочкой со своей стороны кровати и жду.

В эсэмэсках в основном время и даты. Даже не даты, а дни. «В 3 в понедельник?» «Пятница, 4.30». Иногда отказ. «Завтра не могу». «Не в среду». Никаких объяснений в любви, никаких явных предложений. Просто эсэмэски, примерно с дюжину, и все с неопределяемого номера. В адресной книге никаких контактов, а журнал вызовов очищен от записей.

Все даты телефон регистрировал автоматически. Встречи продолжались много месяцев. Почти год. Когда я понимаю это и вижу, что первая эсэмэскка датирована сентябрем прошлого года, мне ставится нехорошо. Сентябрь! Эви тогда было шесть месяцев. Я была еще толстой, некрасивой, измотанной, и мне было не до секса. Но тут меня разбирает смех, потому что это просто глупо и не может быть правдой. В сентябре мы были на седьмом небе от счастья, от любви друг к другу и к нашей малютке. Он не мог крутить роман, никак не мог видеться с ней все это время. Я бы узнала. Это не может быть правдой. Телефон не его.

И все же. Я достаю тетрадку со своими уликами преследования и сравниваю звонки со временем встреч, организованных по телефону. Некоторые совпадают. Какие-то были за день-два до встречи, какие-то — через день-два после нее. Некоторые вообще никак не связаны.

Мог ли он все это время с ней встречаться, а мне рассказывать, что она не дает ему прохода и преследует, мог крутить с ней роман за моей спиной? Но зачем звонить ей по городскому, если для связи у них имелся этот номер? Как-то не стыкуется. Если, конечно, она не звонила нарочно, чтобы я узнала. И чтобы наши отношения испортились.

Тома нет уже почти два часа, и скоро он вернется. Я заправляю постель, убираю свой журнал и его телефон в тумбочку, спускаюсь вниз, выливаю остатки вина в бокал и быстро выпиваю. Я могла бы ей позвонить. И устроить скандал. Но что я ей скажу? С моральной точки зрения особых прав на это у меня нет. К тому же я не уверена, что смогу выдержать, когда она с удовольствием сообщит, что все это время меня водили за нос. Если раньше он проделывал это на пару с тобой, будь готова оказаться в роли обманутой жены сама.

Я слышу шаги за дверью и знаю, что это он: я узнаю его походку. Ставлю бокал в раковину и, опираясь на столешницу, жду, когда он войдет. В ушах стучит кровь.

— Привет! — говорит он. У него виноватый вид, и язык слега заплетается.

— В тренажерном зале стали подавать пиво?

Он улыбается:

— Я забыл сумку с вещами. И заглянул в паб.

Как я и думала. Или он считал, что я так подумаю? Том подходит ближе.

— А чем занималась ты? — интересуется он, продолжая улыбаться. — У тебя виноватый вид. — Он обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я чувствую запах пива у него изо рта. — Чем-то нехорошим?

— Том…

— Тсс, — говорит он, целуя меня в губы, и начинает расстегивать на мне джинсы.

Он разворачивает меня к себе спиной. Я не хочу, но не знаю, как об этом сказать, закрываю глаза и стараюсь не думать о том, что он был с ней. Я пытаюсь оживить в памяти первые дни нашего знакомства, когда мы оба рвались в пустующий дом на Крэнхэм-стрит, изголодавшиеся друг по другу и ненасытные.

Воскресенье, 18 августа 2013 года

Раннее утро

Я просыпаюсь от испуга. За окном еще темно, и мне кажется, что Эви плачет. Я иду проверить и вижу, что она крепко спит, вцепившись кулачками в одеяло. Я возвращаюсь в постель, но сон не идет. Я не могу перестать думать о телефоне в тумбочке. Бросаю взгляд на Тома: он лежит, откинув левую руку и повернув голову. По его дыханию понятно, что сон глубокий. Я выскальзываю из постели, открываю ящик тумбочки и достаю телефон.

Я спускаюсь вниз, прохожу на кухню и кручу телефон в руках, собираясь с силами. Я хочу и в то же время не хочу знать. Хочу знать наверняка, но одновременно мне так хочется ошибаться.