Время шло. Я замерзла и уже не чувствовала своих ног, но боялась даже пошевелиться. Ждала.

Шум погони давно утих. По кронам деревьев уже скользили первые солнечные лучи, и надо было решать, что делать дальше. Лежать и ждать кончины прямо тут, под старым кленом, или идти дальше.

Лучше все-таки идти. Так остается меньше времени на тяжелые мысли.

Я выбралась из своего незамысловатого убежища, которое при свете солнца выглядело совсем уж надежным, и мелкими перебежками добралась до ивняка, юркнувь под тяжелые ветви, склонившиеся до самой земли.

Вроде никто не заметил. Оторвалась.

Несмотря на то, что было страшно и противно, я все-таки заставила себя спустить штаны до колен и, закусывая от волнения губы, посмотрела на свою ногу. Зелень уже поднялась до паха и первые тонкие прожилки медленно перетекали на живот. Как быстро!

Скуля от отчаяния, я снова натянула штаны, завязала покрепче тесемки и обессиленно опустилась на землю, растирая по щекам слезы. Я не ревела, они сами текли, оставляя за собой горячие мокрые дорожки.

Очень хотелось есть. То ли от нервов, то ли потому, что все выжлы отличаются отменным аппетитом. В этом я успела убедиться прошлой ночью возле лесной сторожки. Они с таким аппетитом пожирали того мужика, что только хруст стоял.

Я нашла несколько кустиков лесной земляки, аккуратно собрала сочные ягоды и, смакуя их по одной, отправилась куда глаза глядят, уходя все глубже в лес.

Интересно, выжлы могут жить на одних ягодах?

Через несколько часов мне удалось выбраться из чащи на берег небольшой речушки.

Не раздеваясь, я зашла в воду и окунулась с головой, позволяя реке обволакивать, уносить мою боль. В висках стучало, но я продолжала прятаться в толще воды. Мне так было проще. Казалось, что вот оно решение. Заплыви поглубже, вдохни полной грудью и конец мучениям. Не останется больше ничего. Ни этого мира, ни выжл, ни болотной хвори, стремительно захватывающей мое тело.

Когда легкие уже горели как в огне, я все-таки вынырнула, с жадными сипами втягивая воздух.

Я не могу.

Вокруг равнодушный лес, где-то вдали, утопая в рассветном мареве виднелись очертания гор. Воздух такой свежий, сладкий. Казалось бы жить, да жить. Но увы.

Я стояла по плечи в воде и не знала, что дальше делать. Куда идти. Налево, направо, прямо. Куда? Да и какая разница. Какое бы я направление не выбрала, мой путь будет недолгим.

Я снова набрала полные легкие воздуха и опустилась на дно. Здесь было тихо. Возле ног, постепенно смелея, сновали маленькие любопытные рыбешки, над головой скользили солнечные зайчики.

Почему такие мелочи незаметны, когда все хорошо, но открываются во всей красе, когда подходишь к грани? Почему мы это упускаем, в вечной гонке за чем-то большим?

М-да. Не думала, что на заре своей короткой жизни превращусь в философа. Это даже не смешно.

Отругав себя за никчемные размышления, я вынырнула, протерла ладонями лицо, убирая прилипшие волосы, и обернулась…

На берегу, возле самой кромки воды стоял Рэй и, не отрываясь, смотрел на меня.

— Подойди сюда.

Я медленно покачала головой и, не сводя с него взгляда, отступила дальше в реку.

— Маш, просто иди сюда, — его голос был тих и скован, но несмотря на расстояние, я слышала его так, будто он стоял рядом.

— Зачем? Чтобы ты убил меня?

Он не ответил. Только нервно повел широкими плечами. Боже, как мне хотелось коснуться его еще раз. Напоследок. Просто почувствовать размеренный бой сердца. После этого уже было бы не страшно умирать.

— Иди сюда. Не заставляй меня ловить тебя, как преступницу.

— Я не преступница, — во рту горько, в душе пусто, — моя вина лишь в том, что попала в этот мир и заразилась.

— Я хочу на тебя посмотреть.

Тон строгий, спокойный, твердый. И я понимаю, что все. Конец. Он не даст мне уйти. Сейчас передо мной не тот Рэй, с которым мы вчера гуляли по городу. Сейчас он — солдат, который должен защищать этот мир. Даже от меня.

Наверное, это правильно. Так и должно быть. Но как же тошно, как же хочется, чтобы кто-то был на моей стороне. Раньше это был Рэй, теперь не осталось никого.

Ну и какой смысл сопротивляться дальше? Брыкаться, убегать, прятаться? Никакого.

Я медленно направилась к нему, и с каждым шагом, сокращающим расстояние между нами, Рэй мрачнел.

— Вот она я. Смотри, — развела руки, демонстрируя себя во всей красе.

Он метался пронзительным взглядом по моему лицу, подмечая детали — нездоровую бледность, зелень глаз.

— Нравлюсь? Могу раздеться, — мне уже на все плевать, — Хочешь?

— Не надо.

— Почему? Полюбуешься напоследок, — рывком задрала рубашку, демонстрируя живот с тонкой вязью зелени.

Рэй уставился на нее, не моргая:

— Значит, правда, — слова, пропитанные безысходностью, полоснули больнее плети, — когда мне утром сказали, что ты сбежала и по какой причине — я не поверил.