— Может, дверь откроешь? — уже мягче проворчал он, — я, знаешь ли, не в том возрасте, чтобы через окна лазить.

— Сейчас, — я побежала ко входу, с трудом отвалила тяжёлый засов и распахнула дверь, впуская домой насквозь промокшего мага.

Он молча скинул в предбаннике сырой плащ, с которого вода лилась ручьём, растоптанные грязные ботинки и пошел на кухню

— Что у тебя тут стряслось? — обвёл взглядом ведра, миски, в которых звонко капало с потолка. Посмотрел на закопчённый очаг и почерневшие стены, — ни на миг нельзя оставить одну.

Маг развел руки, выпуская на волю языки пламени. Они собирались в сферы, поднимались к потолку, освещая и прогревая нашу скромную обитель.

— Я думала, ты больше не придешь, — прошептала я, и не в силах больше сдерживаться, бросилась к нему на шею.

— Прекрати! — проворчал он

Я замотала головой и вцепилась в него сильнее.

— Мария, прекрати. Что ты как маленькая, — он попытался высвободиться из моих рук и, по-моему, даже смутился. — Маша!

— Я боялась, что больше не увижу тебя.

— Да куда я денусь, — смущенно пробубнил он и все-таки отошел.

— Не знаю. Я столько всего успела нафантазировать. Встретил выжл, провалился в болото, на тебя напали волки, укусила змея. Тебя сразил инфаркт, инсульт, паралич…ну и ли ты просто меня бросил.

— Дура, — коротко резюмировал он, — интересно, чтобы ты делала, не явись я сегодня домой?

— Я собиралась идти в Виррубу. Завтра с утра. Вон даже сумку собрала, — указала на лавку, где сиротливо лежал полупустой мешок.

— Молодец. Не совсем безнадежна, — беззольно пошутил он

— Оллин, ты не представляешь, как я рада твоему возвращению. У меня просто от сердца отлегло. Теперь все наладится, и не придется никуда идти.

Я тяжело опустилась на лавку, потому что ноги совсем не держали, тряслись, превратившись в желе. От огня в доме сразу стало теплее и уютнее, и даже ритмичный перестук капель не казался столь удручающим, как раньше.

— Вообще-то придется.

— Куда? — удивилась я.

— Ты правильно выбрала направление. Вирруба.

— Зачем мы туда пойдем?

Пока я в полном недоумении молчала, он приволок из другой комнаты свой мешок и начал развязывать тесемки.

— Не мы, а ты, — отчеканил он таким тоном, что стало ясно, спорить бесполезно.

— Но я не хочу, — выдохнула едва слышно. Теперь, когда он вернулся, сама мысль о переменах вызывала у меня дрожь.

— Чего же ты хочешь, Маш? — поинтересовался он, не оборачиваясь, — остаться со мной в этой хибаре? Сейчас еще только начало осени, а здесь уже неприятно. Представь, что будет зимой? Ветер изо всех щелей, снега по крышу. Хочешь умыться — снег, хочешь пить — снег. По нужде — в сугроб, да побыстрее, чтобы зад не примерз. Запасов на двоих не хватит. Теплой одежды нет. В одних валенках на двоих мы точно не проходим.

— Можно попросить в деревне.

— Ищи дураков. Сейчас никто ничем делиться не будет. Все выживают, как могут. Нам даже в обмен нечего предложить.

— Тогда пойдем в заброшенную деревню, найдем там и дом покрепче, и вещи.

— Э, нет, — он категорично покачал головой, — Я не готов соваться в такие места. Кто знает, что там в этих старых заброшенных домах. Может, хмарь на каждом шагу, а может, и что пострашнее. Лучше уж в лесу, в хибаре, чем там.

Я пыталась придумать еще какой-нибудь вариант, но, как назло, в голову ничего не шло. Оллин тем временем спокойно продолжал:

— Если ты останешься со мной, то не факт, что переживешь эту зиму. Любая простуда в таких условиях — верная погибель. Меня-то огонь согреет, а тебя? Готова к такой зиме? Хочешь?

— Я хочу остаться с тобой.

— А я хочу, чтобы ты в нормальных условиях жила, — рявкнул он, жестом обводя темное неуютное помещение, — а не в этом свинарнике.

Я затихла, беспомощно уставившись на огонь. Он прав, конечно. Я сама с ужасом думала, как жить в этом сарае зимой. Но уходить... Я только привыкла, адаптировалась, встала на ноги, и снова все менять? Боюсь, у меня нет сил на такие подвиги.

— Тем более кто-то собирался выкрасть Рубиновую Слезу, — как бы невзначай брякнул Оллин, а я тут же нахохлилась:

— Ты сказал, что это глупость.

— Я до сих пор в этом уверен, но много думал и пришел к выводу, что шансы это провернуть все-таки есть

— Есть? Какие?

— Не торопись, дорогая моя. Я с дороги, проделал большой путь, устал, промок, поэтому разговор отложим до завтра, а сейчас давай пить чай. У меня есть что-то очень вкусное, — он, наконец, выудил из мешка кусок пирога, завернутый в вощеную бумагу, — расстегай с калиной.

Мне пришлось умерить свое любопытство. Тем более выпечка так вкусно пахла, что я позабыла и о столице, и об артефакте, и даже о возвращении домой.

— Итак, преступим, — следующим утром Оллин выложил передо мной несколько вещей: свернутую гармошкой карту, какое-то письмо, сверток с одеждой и цепочку с синим кулоном

В полнейшем недоумении я смотрела на эти вещи и гадала, что же дальше.