На экране появилось бушующее грозовое море: сверкающие молнии, огромные волны, извергающие лаву вулканы.

– Грамотная модель океана должна строиться на молекулярном уровне. Мы, кстати, могли бы абсолютно точно предсказывать погоду, если б умели рассчитывать движение каждой молекулы воздуха в любой момент времени. Адекватная модель доисторического моря требует компьютера, способного учесть не только законы физики – механики, термодинамики, гравитации, сохранения энергии и так далее, но и химические взаимодействия. Словом, нам пришлось бы описать движение каждого атома в этом кипящем океане.

На экране вновь появился океан, потом камера нырнула под воду, постепенно увеличивая изображение, пока наконец, как под микроскопом, не появилось движение виртуальных атомов и молекул, которые постоянно соединялись друг с другом и распадались.

– Увы! – Эдмонд снова появился на экране. – Такая симуляция требует колоссальных вычислительных мощностей, далеко превосходящих возможности любого компьютера на нашей планете. – Но лицо его вдруг озарилось надеждой. – Любого… кроме одного.

Зазвучал орган – знаменитое начало «Токкаты и фуги ре минор» Баха, и на экране появилась широкоугольная фотография двухэтажного компьютера Эдмонда.

– «E-Wave», – прошептала Амбра. Она впервые за долгое время нарушила молчание.

Лэнгдон смотрел на экран. Ничего не скажешь… Впечатляет.

Под торжественные звуки органа Эдмонд провел потрясающий видеотур по своему суперкомпьютеру. И как апофеоз – «квантовый куб» под величественный финальный аккорд.

Да, Эдмонд постарался на славу.

– Самое главное, – сказал он, – что «E-Wave» способен виртуально воспроизвести эксперимент Миллера – Юри с потрясающей точностью. Я не могу смоделировать доисторический океан целиком, но я могу построить виртуальную модель замкнутой пятилитровой системы, которая использовалась в эксперименте Миллера – Юри.

На экране появилась колба с раствором. Изображение начало увеличиваться до атомного уровня. Было видно, как атомы соединяются в молекулы, которые вновь распадаются под воздействием температуры и электрического поля.

– Эта модель учитывает все, что нам известно о первичном бульоне, включая и новые данные, полученные за полвека, прошедшие со времени проведения эксперимента Миллера – Юри. В частности – наличие гидроксильных групп, возникших от ионизации водяного пара, и сернистого карбонила как результата вулканической активности. Учтены и процессы утечки легких газов из первичной атмосферы.

Виртуальная жидкость на экране продолжала бурлить, постепенно в ней начали образовываться сложные соединения.

– Давайте ускорим течение времени! – с воодушевлением воскликнул Эдмонд. Атомы и молекулы заметались так, что их уже невозможно было различить. Образовывались все более сложные соединения. – Через неделю мы уже увидим аминокислоты, которые в свое время обнаружили Миллер и Юри. – Движение на экране еще ускорилось. – И вот через пятьдесят лет мы уже сможем различить компоненты РНК.

Скорости движения частиц на экране все возрастали и возрастали.

– Давайте запустим процесс на полную мощность! – воскликнул Эдмонд.

Молекулы на экране соединялись во все более сложные структуры по мере того, как протекали виртуальные столетия, тысячелетия и миллионы лет. События неслись вперед с нарастающей скоростью. Эдмонд торжествующе провозгласил:

– И что же в конце концов произойдет в нашей колбе?

Лэнгдон и Амбра возбужденно подались вперед.

И тут же лицо Эдмонда вытянулось в печальной гримасе.

– Абсолютно ничего, – сказал он. – Жизни не будет. Спонтанного зарождения не случится. Творение отменяется. Бессмысленная последовательность безжизненных химических реакций. – Он тяжело вздохнул. – Остается сделать очевидный вывод. – Он печально посмотрел в камеру. – Для сотворения жизни… необходим Бог.

Лэнгдон вздрогнул. Что он такое говорит?

Но на лице Эдмонда появилась легкая усмешка, и он продолжил:

– Или я упустил какой-то важный ингредиент в нашем вареве?

Амбра Видаль зачарованно смотрела на экран, представляя, как в этот момент миллионы людей по всему миру так же, как и она, не могут оторваться от захватывающей презентации Эдмонда.

– Так какой же ингредиент я упустил? – спросил он. – Почему первичный бульон отказывается порождать жизнь? Не знаю. А когда чего-то не знаешь, поступай так, как все умные люди: спроси кого-нибудь умнее себя.

На экране появилась женщина в очках: доктор Констанция Герхард, биохимик из Стэндфордского университета.

– Так как же нам создать жизнь?

Женщина-ученый рассмеялась и покачала головой: