— Да. Хочу. — Мой тон категоричен. — Я все это время не знала о твоем существовании, и теперь… — я запнулась.

— И теперь? — она смотрит на меня, выражение лица любопытное.

— Я бы хотела узнать тебя поближе.

Она изучает мои черты, прежде чем кивнуть.

— Я тоже. Просто… — наклоняя голову в сторону, она некоторое время изучает меня. — Когда ты прочитаешь это, будь непредвзята.

Ее слова оставляют за собой образный след из зловещих хлебных крошек, когда она идет к задней двери внутреннего дворика. Когда ее рука касается дверной ручки, она колеблется и снова поворачивается ко мне лицом.

— Я наблюдаю за людьми, когда они не знают, что за ними наблюдают. И что бы между вами ни происходило, это не было односторонним.

При одном только упоминании о том, что у меня было с Нико, то есть с Лукой, я скрещиваю руки на груди, борясь с ощущением, что с меня сдирают кожу.

Что бы Камила ни уловила в моем выражении лица, она ухмыляется.

— Да, мы родственники. У нас определенно одинаковое упрямство.

У меня вырывается крошечный смешок.

— Приятно знать, что я не одна такая.

— Уже нет. — Кивая в знак одобрения, она говорит. — Почитай. Потом мы снова поговорим.

— Но как я…

— Я буду рядом. — Она делает паузу, подмигивая. — Возможно, придется подкрутить лампочку на улице, чтобы она работала. — Быстро выйдя из дома, она исчезает в ночной темноте.

Я тихонько закрываю дверь и запираю ее, прислоняясь спиной к поверхности, в то время как на глаза наворачиваются слезы. У меня появилась сестра, о которой я даже не подозревала. А в дневнике, который она мне оставляет, хранятся сведения об отце, которого я никогда не знала.

Сейчас я бы отдала все, чтобы Лука обнял меня.

Съезжая спиной по двери, я опускаюсь на пол и подтягиваю к себе согнутые ноги, обхватывая их руками. Я прижимаю колени к телу, пытаясь не дать сердцу вырваться из груди. Никогда еще я не чувствовала себя такой опустошенной, а мой мозг словно разделили на сегменты и перемешали в беспорядочную кашу.

Несколько слезинок все же проливается, прежде чем я снова поднимаюсь на ноги. Я уже чувствовала себя сломленной и выжила. И прошла через это благодаря своей железной воле. Знаю, что сделаю это снова.

Я только хотела бы, чтобы мне не пришлось.

Забравшись под одеяло, я читаю дневник запись за записью, судорожно изучая каждую деталь.

Сегодня Джоанна убила людей. Она сказала мне, что это необходимо. Она никогда не делает этого сама, а только отдает приказ.

Как беременная женщина может так поступать? Она не была такой, когда мы познакомились четыре года назад. В ее глазах был свет, жажда жизни. Но принятие своей роли по требованию отца изменило ее. Все это время я думал, что она не такая, как он. Но это не так.

Как она может быть такой? Когда-то она была женщиной, которую я любил больше жизни. С ней я планировал провести остаток своих дней.

Но теперь я не могу найти и следа той, которую знал когда-то, той, которая обещала мне любить меня вечно.

Когда она сказала мне, что беременна, я подумал, что это может быть знаком того, что все изменится к лучшему. Что это поможет ей взглянуть на вещи по-другому и, возможно, даже измениться.

Мне лучше было не думать о том, что в ней не заложено зло.

Следующая запись датирована пятью месяцами позже.

Враждебность Джоанны по отношению ко мне растет. Каждый раз, когда я заговариваю о том, что мы должны вырваться на свободу, начать жизнь заново и зарабатывать на жизнь честным трудом, который не включает в себя наркотики и убийства, она кричит на меня. Она сказала мне, что останется в этой жизни, и потребовала, чтобы я поддерживал ее так, как, по ее мнению, должен.

Но я не могу поддерживать убийцу.

Я гордый человек, но все же умолял ее отпустить меня. Обещал, что сделаю все, что угодно, если она только позволит мне уйти от всего этого — и разрешит забрать нашего ребенка.

Конечно, она отказалась. Хуже того, она сказала мне, что ребенок, скорее всего, даже не мой. Она была так горда, когда призналась, что изменила мне с моим лучшим другом. Она накачала его наркотиками, потому что знала, что это будет высшая месть.

Эта запись датирована тремя месяцами позже.

Я благодарен врачу, который помогал маскировать два сердцебиения малышей во время каждого предродового визита. Я предложил ему больше денег, чтобы он дал Джоанне достаточно лекарств, чтобы она была почти без сознания. Он показал ей мертворожденного ребенка вместо моих девочек-близнецов, когда она еще находилась под действием лекарств.

Поскольку я не мог смириться с мыслью о том, что в такой мир — в злой мир Джоанны — попадут невинные дети, я сделал сегодня то, с чем мне придется жить до конца своих дней.

Я отказался от своих дочерей.