Я забираюсь в постель, дневник Антонио все еще лежит на прикроватной тумбочке, когда начинает звонить телефон. При виде его имени на экране телефона остаточный стресс, преследующий меня, спадает.

— Привет.

— Привет, профессор. — Боже, какой у него низкий, глубокий и интимный голос — совсем не похожий на тот, которым он говорит на наших ежедневных встречах.

Когда я опускаю глаза, мой голос звучит хрипловато даже для моих собственных ушей.

— Я все еще не могу поверить, что ты жив. — Я так и не смогла рассказать о том, как тяжело мне было в ту ночь, когда пришлось стать свидетелем его смерти.

— Оливия… — он замолкает, голос охрип от эмоций.

— Когда я думала, что ты умер… — мои слова застревают в горле, сжавшемся от испытываемых эмоций. — Это сломало меня, Лука. Когда я увидела тебя истекающим кровью на бетонном полу… — я сжимаю губы от резкого приступа боли, когда воспоминания о его смерти вспыхивают во мне.

— Прости меня, малыш. — В его голосе звучит раскаяние. — Это должно было выглядеть по-настоящему. Так, будто Нико Альканзар погиб на этом полу, защищая империю, которую он с таким трудом построил. У меня были заготовлены пакеты с кровью, чтобы сделать это более правдоподобным.

Мы молчим, прежде чем он бормочет.

— Я был чертовски шокирован, когда узнал, что ты работаешь на ФБР. — Наступает короткая пауза, и его голос понижается, в нем слышится нотка уязвимости. — Это заставило меня задуматься, не играешь ли ты со мной. Если то, что произошло между нами, было просто…

— Нет, — перебиваю я. — Для меня все было по-настоящему. Я никогда не притворялась с тобой.

Он тяжело вздыхает, его слова полны нежности.

— Профессор, ты должна знать, что я тоже никогда не притворялся с тобой.

Я прочищаю горло, прежде чем задать вопрос, который давно крутился у меня в голове.

— А у тебя когда-нибудь… такое случалось? С кем-то, пока ты был под прикрытием?

— Нет. — Его ответ быстрый, лаконичный. — Никогда.

Я не могу подавить вздох облегчения, когда он спрашивает.

— Ты часто заводишь романы с преступниками, с которыми сталкиваешься по роду своей деятельности? — в его тоне скрыта насмешка.

На моих губах появляется улыбка.

— Ни в коем случае. — И тихонько добавляю, — ты первый.

Он удовлетворенно хмыкает.

— И постараюсь быть последним. — Прилив тепла разливается по моим венам, и я откидываюсь на подушки.

— Ты не хочешь рассказать мне, что тебя сегодня беспокоило?

Сомнения в его голосе вызывают во мне желание рассказать, но намного больше я хочу немного пожить с этим. Дать этой новости полностью впитаться в меня. Потому что, в конце концов, я должна примириться с тем, кем являюсь на самом деле. Кто мои настоящие родители. Что в моих жилах течет кровь двух преступников, независимо от того, пытался ли один из них исправить свою жизнь.

— Не сегодня, — тихо отвечаю я.

— Но со временем? — я не могу не улыбнуться его мягкой настойчивости, потому что знаю, что она проистекает из беспокойства.

— Когда-нибудь, да.

— Хорошо.

И вот так он оставляет эту тему. Если бы я еще не влюбилась в него по уши, это выбило бы меня из колеи — его уважение к тому, что я могу разобраться в ситуации сама.

Он медленно выдыхает.

— Теперь, когда услышал твой голос, я смогу спокойно провести ночь.

Мое сердце делает небольшое сальто.

— Я думала о том же самом.

— Да? — я практически слышу улыбку в его голосе.

— Да… Так чем ты занимаешься?

— Просто валяюсь в постели.

Я представляю его в одних только пижамных штанах с низкой посадкой, широкую татуированную грудь. Я бы все отдала, чтобы свернуться калачиком рядом с ним в постели.

— Я тоже.

— Черт. Ты не должна была мне этого говорить. — На заднем плане раздается шорох ткани, и он стонет. — Я так чертовски скучаю по тебе. Быстрее, поговори со мной о чем-нибудь другом. Расскажи мне о Павлове или еще о чем-нибудь.

Я издаю удивленный смешок.

— Должна ли я сказать тебе, что вид тебя без рубашки вызывает у меня реакцию Павлова?

Его стон на этот раз более хриплый.

— Черт, это не помогает. — С грубым смешком он добавляет, — но раз уж я мазохист, скажи мне, какую реакцию.

Я закрываю глаза и шепчу.

— От этого я становлюсь мокрой.

— Блядь, детка. — Снова шорох. — Клянусь тебе, я этого не просил.

Я улыбаюсь искренности его голоса.

— Я знаю.

Я так по нему скучаю. Засыпая в его объятиях и просыпаясь рядом с ним, я довела себя до привыкания за то короткое время, что мы были вместе. Теперь я каждую ночь обнимаю свою подушку, хотя она и является плохой заменой ему.

— Черт возьми, Оливия. Я бы все отдал, чтобы поцеловать тебя. Прикоснуться к тебе.

— Где?