Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем дверь душевой кабины открылась. Не поднимая головы, я открываю глаза и вижу пару изящных черных туфель.

— Оливия… — Нико говорит так, словно борется с тем, что собирается сказать. — Могу я… обнять тебя?

Я закрываю глаза и сдерживаю рыдания. Сомнение пропитывает его слова, как будто он боится, что я откажусь от его предложения, и это заставляет мое сердце разрываться.

Мой голос дрожит, прежде чем мне удается вернуть контроль над собой.

— Не жалей меня. Пожалуйста.

— Никогда. — Его ответ звучит так быстро, без колебаний, и это становится легким бальзамом на мои душевные раны.

Полностью одетый, он заходит в душ и устраивается рядом со мной, прислонившись спиной к стене. Разворачивая большое банное полотенце, он протягивает мне махровую ткань, черты его лица напряжены, движения неуверенные.

Я проскальзываю между его раздвинутых ног, и когда его руки с медленной нерешительностью смыкаются вокруг меня, накрывая меня полотенцем и позволяя укрыть мою наготу, я погружаюсь в его объятия. Даже зная, что полотенце намокнет, он принимает во внимание мою потребность в утешении и в то же время обеспечивает защиту моей скромности.

Я не могу объяснить, почему не боюсь этого человека. Почему я ищу у него утешения, или почему он его предлагает. Знаю только, что в этот момент, когда слезы свободно текут по моим щекам, я чувствую себя в безопасности. Чувствую заботу. Чувствую себя защищенной.

Приближая свой рот к моему уху, он хрипло шепчет.

— Давай. Выпусти все наружу. Никто не упрекнет тебя за это. Ни в коем случае. — Его руки крепко обхватывают меня, затем его тело напрягается, как будто он не уверен, насколько надежной должна быть его хватка. Насколько крепкой я хочу, чтобы она была.

Я хватаюсь за его руки с силой, граничащей с отчаянием, безмолвно умоляя его не отпускать меня. Только не сейчас. Потому что именно сейчас я понимаю, что у меня есть то, чего не было в прошлый раз.

У меня есть кто-то, кто готов обнять меня, пока я распадаюсь на части.

Нико

Господи, мать твою. Ее рыдания разрывают мое чертово черное сердце. Я боюсь прижать ее к себе еще крепче, борясь с инстинктом притянуть ее ближе. Прижать к себе, пока она не поймет, что я не позволю, чтобы с ней что-то случилось.

Проходят долгие минуты, пока она плачет, ее тело вздрагивает при каждом вдохе.

— Можно я… мы… выйдем?

Я сжимаю челюсти с такой силой, что зубы протестуют. Ее голос звучит так робко, так по-детски, совсем не похоже на нее.

— Да. Давай я принесу тебе сухое полотенце.

Когда я ослабляю хватку и при этом не смотрю на ее обнаженное тело, это, черт возьми, знак того, что я действительно за нее волнуюсь.

А это значит, что я в еще большей жопе.

Выключаю душ и поднимаю ее на ноги, предлагаю ей свежее полотенце. Отвернувшись, я слышу мокрый шлепок другого полотенца о кафельный пол душевой. Я отхожу подальше, по-прежнему отводя глаза, и жестом показываю на одежду, которую положил на тумбу, прежде чем залезть с ней в душ.

Охваченный неловкостью, я провожу рукой по голове.

— Принес тебе одну из моих футболок и пару трусов-боксеров.

— Спасибо, — тихо говорит она.

И тут я понимаю, что огромная лужа натекла с меня на пол.

— Черт, — ворчу я. Быстро снимаю ботинки, стягиваю мокрую одежду и бросаю ее в левую раковину, ткань падает с громким звуком. Оставшись в одних трусах-боксерах, я беру полотенце и обматываю его вокруг талии. Поспешно вытирая лужу на кафеле ванной комнаты другим полотенцем, я бросаю его в раковину поверх мокрой одежды, как только пол становится сухим.

— Если хочешь забраться в кровать, я не возражаю. Охрана за дверью, и я буду на диване.

Я направляюсь к своей гардеробной, поспешно бросаю боксеры и полотенце в корзину для белья, затем беру пижамные штаны из встроенного комода. Натягиваю их и застываю. Обычно я не одеваю футболку, чтобы спать в ней, но тут я беру простую хлопчатобумажную и натягиваю ее. Несмотря на то, что я не останусь в этой комнате, не хочу заставлять ее чувствовать себя неловко или нервничать.

Я выхожу из шкафа и вижу, как она стоит возле моей кровати с совершенно потерянным видом, что заставляет меня чувствовать, будто мне всадили кирку в живот. Оливия переводит взгляд на меня, ее губы нерешительно приоткрываются, а пальцы нервно теребят подол моей футболки.

— Ты, наверное, занят, но я подумала, не мог бы ты…

— Да.

Мой ответ звучит так быстро, что она пугается, и ее покрасневшие глаза расширяются.

— Я… даже не закончила свой вопрос.

— Неважно. — Я не спеша подхожу к ней и останавливаюсь в нескольких футах от нее. — Ответ будет тот же.

Дыхание вырывается из ее губ, и она смотрит на меня с недоверием.