Но мне нужно напомнить себе, кто он такой. Что он опасный человек, который действует по ту сторону закона. И неважно, что какая-то часть меня жаждет увидеть его настоящего под всеми этими пугающими слоями… и не только мельком.

«Прости. За флешку. И за то, что думал о тебе самое плохое».

Он извинился за то, что думал обо мне самое плохое. Скоро искра ненависти, направленная на меня, разгорится с новой силой. Потому что это только начало.

К концу, я уверена, он будет жалеть о том, что не думал обо мне самого худшего на каждом шагу.

Оливия

НЕДЕЛЮ СПУСТЯ…

— Почему? — он не задает вопрос, а требует ответ.

Как это обычно бывает с Нико Альканзаром.

— Потому что я уже сто лет не делала ничего веселого, не говоря уже о том, чтобы нормально провести время с подругой. — Кладу руки на бедра и приподнимаю бровь. — Итак, в субботу мы с Карлиной идем на танцы.

Однажды вечером в спортзале перед началом занятий йогой Карлина спросила, нет ли у кого-нибудь пилочки для ногтей. У меня под рукой оказалась одна, и, как говорится, все остальное — история.

Хотя она может быть полностью поглощена своей очередной интрижкой, в этом нет ничего плохого — просто она такая, какая есть. Мы можем неделями не общаться, когда она увлечена парнем. Наша дружба проста, и она служит своей цели.

Когда придет время уходить с работы в университете, я не буду ждать от нее слезного прощания. Это просто не в ее стиле. Она веселая и никогда не требует большего, чем редкие свидания за чашкой кофе или ночные посиделки в клубе.

Повезло, что она рассталась со своим недавним кавалером и предложила встретиться, чтобы отпраздновать мой день рождения.

Он сжимает челюсть и смотрит на меня испепеляющим взглядом.

— Полагаю, вы планируете посетить клуб South Pointe?

Конечно, он должен знать, что это клуб, в котором мы часто бываем. Как я могла забыть о том, что этот человек копался в моей биографии, как археолог в поисках новой находки?

Мы смотрим друг на друга, и это было бы более чем забавно, если бы я не устала от того, что в последние дни за мной следят два его человека — Маркус и Тино. После стрельбы проходит две спокойные недели. Не говоря уже о том, что я не тот человек, которого кто-то хочет убить.

Маленькие радости, я полагаю.

— Да. — Я жду, что он скажет что-нибудь, что угодно о важности этой субботы, в частности. Когда он этого не делает, обида пробирается внутрь и оседает глубоко.

Все, что он предлагает, это ворчливое:

— Надо взять с собой ребят.

— Конечно.

Напряженные линии сковывают его рот, и он делает резкий вдох.

— Я позвоню.

Я настороженно смотрю на него и произношу слова медленно, с замешательством.

— Что значит «позвоню»?

Мы с Карлиной нарядимся, появимся у входа, покажем вышибалам свои удостоверения, потанцуем, выпьем, а потом уйдем.

В этом процессе нет никакой необходимости звонить куда-то.

— Закажу столик. — Он берет дорогую золотую ручку и что-то записывает в блокнот кремового цвета, лежащий на его столе.

— Но мы не нуждаемся в столике. — Я прохожу дальше в его шикарный кабинет и останавливаюсь перед его столом. — Послушай, я понимаю, что это твой способ ведения дел, но…

Он вскидывает голову, и в его взгляде читается решимость.

— Так безопаснее. Никто вас не побеспокоит. Я позабочусь об этом.

Я снова шевелю губами, чтобы возразить, но, когда он закрывает глаза и сжимает переносицу, этот жест кажется более человечным, чем обычно. Выпуская тяжелый вздох, он опускает руку и отодвигается от стола, поднимаясь и обходя его. Вставая рядом со мной, он берет мои руки в свои, его голос низкий, наполненный мягкостью.

— Позволь мне позаботиться об этом. — Он наклоняет голову в сторону и говорит еще мягче. — Пожалуйста, Оливия.

Я хмурюсь и поджимаю губы, ворча под нос.

— Тебе трудно отказать, когда ты вежливо просишь и используешь мое имя. — Мои глаза расширяются от последнего откровенного заявления, и я отступаю назад, пытаясь освободиться от его притяжения.

Его пальцы сжимаются — не больно, но достаточно, чтобы остановить мое движение. Подойдя ближе, он скользит взглядом между моими глазами и губами.

— Тебе нравится, когда я произношу твое имя?

Пытаясь сохранить беззаботность и стараясь, чтобы сердце не выскочило из груди от его близости, я пожимаю плечами.

— Это лучше, чем если бы меня постоянно называли профессором.

На его губах появляется ухмылка.

— Да?

— Да.

Он наклоняет голову ближе, и у меня перехватывает дыхание. Его полная нижняя губа вызывает у меня желание зажать ее между зубами и нежно оттянуть.

Кончик его носа касается моего, и от этого простого прикосновения по мне пробегают мурашки.

— Ты собираешься танцевать с другими мужчинами, пока тебя не будет?

— Может быть. — Проклятье, мой голос слишком задыхающийся, чтобы мне это нравилось.