— Да, мэм. — Я накрываю ее руку своей и направляю ее, чтобы она дрочила мне мучительно медленными движениями. Потянувшись вверх, я провожу большим пальцем по ее напряженному соску, и она выгибается навстречу моим прикосновениям. Я пощипываю твердые вершинки, а затем провожу кончиками пальцев по ее гладкому животу и вниз между бедер.

Скользя по ее влажным губам, я стону.

— Ах, черт, профессор. Вы позволите мне это сделать? Вы позволите мне глубоко войти в свою сладкую киску?

Я погружаю в нее два пальца по костяшки и наблюдаю за ней, оценивая реакцию на любой признак того, что ее триггерит, или она не получает удовольствия. Когда ее голова откидывается назад, тело выгибается дугой, демонстрируя великолепные сиськи, а в глазах не остается ни тени сомнений, мне становится немного легче дышать. Когда я проталкиваю пальцы глубже, мой член дергается в ее руке от того, как приятно ее влажная киска ощущается на моих пальцах. Я ввожу и вывожу их, а ее рука замирает, неуклюже поглаживая меня, а затем возобновляет равномерные движения.

— Вот так. Поработай с моим членом еще. Может быть, ты все-таки не такая уж невинная, профессор, а? Мои пальцы глубоко в этой шаловливой киске, пока ты мне дрочишь. — Ее рука сжимается вокруг моего члена, и я скольжу пальцами вверх, чтобы ущипнуть ее клитор.

От ее громкого вздоха у меня трясутся бедра. Проклятье, никогда еще меня не подводили к краю так быстро. Зажимая ее клитор между пальцами, я двигаюсь по кругу.

— Нико, — задыхается она. — Ты мне нужен.

— Я здесь, детка. Бери все, что тебе нужно.

Глаза стекленеют от вожделения, соски становятся розовыми и напряженными, и она опускается. Когда мягкие губы ее киски касаются головки моего члена, я напрягаюсь.

— Черт. — Я выдавливаю слова из себя сквозь стиснутые зубы. — Нужен презерватив.

Она замирает, румянец поднимается по ее верхней части груди и щекам. Когда ее губы раздвигаются, я прерываю то, что, я уверен, будет ее признанием в том, что она забыла о защите. Это гребаный комплимент, что она потеряла голову и забыла. Что она не думала ни о чем, кроме меня и моего члена.

— Не надо. — Я на мгновение задерживаю на ней взгляд. Когда она слегка кивает в знак понимания, я тянусь к прикроватной тумбочке, чуть не срывая ящик с петель в спешке, чтобы взять ленту презервативов. Отрывая один, я разрываю его, бросая обертку на пол, и раскатываю латекс по всей длине своего члена.

Я ищу ее лицо.

— Не торопитесь, профессор. Все, что вам нужно, я… О, черт. — Такая жаждущая меня, она скользит вниз, принимая мой член в свой влажный жар, дюйм за дюймом.

Мои руки взлетают к ее бедрам, и когда мои пальцы касаются этих шрамов, я с благоговением провожу по ним большим пальцем. Потому что это знак того, что она, блядь, выжила. Что она сильнее, чем ей кажется.

Наблюдая за ее движениями, за затуманенными похотью глазами, за темными волосами, развевающимися и дразнящими ее лицо, я едва не кончаю. Она так чертовски красива.

— Черт, детка. Оливия. Господи. Ты так охуенно хороша. — Я подавляю желание сделать жесткий толчок вверх, потому что ей нужно привыкнуть ко мне. Чтобы растянулась вокруг моего члена, потому что она не испытывала этого уже много лет.

И, черт возьми, если это не пробуждает во мне пещерного собственника. Зная, что мой член — первый за много лет, и она выбирает его.

Она выбирает меня.

Я изо всех сил стараюсь сдерживаться, позволять ей вести шоу так, как ей нужно. Контролировать. Я хочу, чтобы она исцелилась. Не могу дать ей ничего другого, но если я могу дать ей это, то я, черт возьми, попытаюсь.

Когда она опускается до конца, моя грудь вздымается, и я смотрю на нее, отчаянно пытаясь втянуть кислород в легкие. Ее глаза закрыты, голова откинута назад, дыхание вырывается через приоткрытые губы.

Должно быть, она чувствует мой взгляд, потому что ее глаза открываются, и она смотрит на меня, ее губы растягиваются в маленькой улыбке. Но эта улыбка совсем другая, она заставляет меня чувствовать себя так, словно кто-то залез внутрь меня и скрутил мои внутренности в тугой узел.

Это улыбка победителя. Она чувствует вкус того, что находится по ту сторону, и для нее это сладкое достижение, потому что теперь она знает. Знает, что есть нечто большее, что она может получить большее, и ее уже не сдерживает прошлое.

Для меня это горькая сладость, но, по крайней мере, я знаю, что в какой-то мере помог ей. Что я сделал что-то хорошее среди всего этого дерьма, под которым я похоронен.

Запускаю пальцы в ее волосы, притягиваю ее рот к своему, но не целую ее. Нет, пока не целую. Я захватываю ее нижнюю губу между зубами и нежно оттягиваю, наслаждаясь ее стоном.