— Я знаю. Я только что включила телефон и увидела все пропущенные звонки и сообщения. Что-то действительно случилось. — Я опускаюсь на край кровати и провожу рукой по недавно выстиранному пледу, рассказывая Кларе сокращенную версию того, что произошло за последние несколько дней. Я не хочу рассказывать ей обо всем: об ужасных вещах, которыми угрожал Игорь и которые я до сих пор не могу заставить себя произнести вслух, или об абсолютной глубине моего страха перед тем, что будет дальше, но это облегчение, что я могу рассказать ей хоть что-то из этого. С тех пор как я рассказала ей правду о Петре, о своей свадьбе и о причинах всех моих неврозов, я чувствую, что с моих плеч свалился груз.

— Белла. Это ужасно, — шепчет Клара. Я слышу, как она встает, ее шаги по плитке, а затем щелчок двери за ее спиной. — Я отошла в тихое место. Теперь ты в безопасности? Где ты?

— Я в Италии. У семьи Габриэля здесь вилла. Не знаю, в полной ли безопасности я нахожусь, но, по крайней мере, здесь безопаснее, чем в Нью-Йорке. — Я колеблюсь, не желая рассказывать ей, как здесь на самом деле опасно, но и не желая лгать. — Пока, — добавляю я. — Но Габриэль обещал, что позаботится о нашей безопасности. — Сердце колотится в груди, но мне удается сохранить спокойный голос. Я не уверена, что верю в то, что Габриэль сможет. Не из-за него, а из-за того, насколько страшен Игорь. Не знаю, сможет ли кто-нибудь уберечься от него.

Клара присвистнула и тихонько засмеялась.

— Ну, если уж тебе пришлось бежать и скрываться, то, по крайней мере, ты делаешь это на вилле миллиардера.

— Тут нужно много работать. — Я тоже смеюсь, неожиданно, и это приятно. Вслед за этим накатывает тоска по дому, не по Нью-Йорку, а по моей лучшей подруге. У меня возникает желание спросить ее, может ли она прилететь сюда, но я сдерживаюсь. Вероятность того, что кто-то следит за ней или выслеживает ее, чтобы добраться до меня, невелика, но все же возможна. А если бы она была здесь, а Игорь нашел меня… Я не могу позволить себе даже думать об этом. — Но это хороший проект. Чем-то занять свой ум. — Я заставляю себя вернуться к дому, к темам, которые не связаны с возможностью причинения Игорем вреда людям, которых я люблю.

— Итак, ты ремонтируешь виллу миллиардера. Сначала няня, теперь строитель. Ты действительно носишь много шляп в эти дни, Белла. — Голос Клары легкий и дразнящий, и я чувствую, что расслабляюсь еще больше.

— Прости, что я так долго не звонила…

— Не стоит, — сразу же говорит она. — Учитывая то, что у тебя произошло, тебе не о чем сожалеть. Я просто рада знать, что ты в безопасности.

— Теперь я смогу поддерживать с тобой связь, — обещаю я ей. — Из-за разницы во времени это будет сложновато, но я постараюсь. По крайней мере, я буду писать тебе. Теперь, когда мы обустраиваемся, все станет немного нормальнее. — Я стараюсь говорить, как можно увереннее, чтобы убедить не только ее, но и себя.

— Просто делай все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя хорошо, — твердо говорит Клара. — Не беспокойся обо мне. Просто пиши мне, когда у тебя будет время. — Она заколебалась. — Мне нужно вернуться к работе. Повеселись в Италии, Бел.

— Я постараюсь. — Я тихонько смеюсь. — Поговорим позже.

От этого короткого разговора мне становится легче. Знакомый голос Клары — это еще один маленький кусочек дома, который возвращается на место, и я чувствую, как страх понемногу отступает, а на поверхности появляется маленькая надежда, что, возможно, все будет хорошо.

Габриэль обещал мне, что позаботится о нашей безопасности. И как бы мне ни было страшно верить в то, что это может быть правдой, я хочу ухватиться за эту мерцающую капельку надежды.

Я так устала бояться.

Я так устала чувствовать, что нахожусь на грани развала. На короткий промежуток времени в Нью-Йорке все было лучше. Я знаю, как больно будет снова потерять это. Но я также хочу чувствовать это, по крайней мере, еще некоторое время.

Может быть, особенно если мне предстоит потерять это снова.

ГАБРИЭЛЬ

После завтрака, пока Агнес и Белла занимаются домом, я беру ключи и выхожу на улицу, где ждет старая машина отца — «Лэнд Ровер 1975 года», который, как я помню, я учился водить одним летом, когда был ребенком. Когда я забираюсь в машину, меня пронзают эмоции, и я вдыхаю запах седельного мыла и, как я клянусь, слабый намек на его табак, хотя я знаю, что это невозможно.

Мой отец любил это место. Он унаследовал его от моего деда, который унаследовал его от своего отца, и так далее — та же старая история. Это место давно принадлежит семье, и я испытываю чувство вины, когда думаю о деле, с которым приехал сюда. Я знаю, как отец отнесся бы к тому, что я захотел бы продать это место.

У меня здесь много хороших детских воспоминаний. Если бы Делайла не скончалась вскоре после того, как я потерял родителей, я бы, наверное, привозил ее и детей сюда на лето. Этим летом Сесилия и Дэнни в первый раз увидят то, что является частью нашего семейного наследия. Но я ничего не могу изменить, и я рад, что они хотя бы видят это сейчас, особенно если я решусь на продажу.