Как и ранее, караван сопровождали несколько эсминцев и четыре крейсера: «Лютцов», «Роберт Лей», «Принц Ойген» и «Вильгельм Густлов».

На следующий день Георг с Паулем заступили на первую шестичасовую вахту в центральном посте рубки управления. Им предстояло дежурить с шести вечера до полуночи. Затем двенадцатичасовой отдых, который включал свободное время со сном, и снова вахта. Вот так, собственно говоря, и до самого конца путешествия.

Пауля крайне бесило такое удручающее однообразие, и в первую же вахту он чуть не попал в весьма недвусмысленную ситуацию. Положение спас как всегда Георг…

Но поздно.

Было уже около одиннадцати часов вечера, и время приближалось к сдаче вахты следующим дежурным: в рубке, кроме друзей находились ещё старший вахтенный офицер, сонар, корректировщик глубины, сидящий за картами и оба рулевых – основной и дублирующий. Так как Пауль отвечал за дифферент судна при погружении и всплытии, то ему сейчас делать было нечего, и он со скучающим видом рассматривал фотографию своей девушки Гертруды. Георг сидел рядом за столиком с вычислительными таблицами и что-то записывал в вахтенный журнал. Они уже успели познакомиться с дежурным офицером и узнать кое-какие новости чисто профессионального уровня.

Поболтав о том, о сём с обоими приятелями, лейтенант отошёл к своему посту, а Пауль, спрятав фотографию Гертруды в нагрудный карман спецовки, зевнув, мечтательно произнёс в пустоту:

- Э-эх… Слушай, мне в первый рейс не так скучно было, как сейчас. Помнится, я даже грезил какими-то кистепёрыми рыбами, надеясь обнаружить их на побережье Антарктиды. Где мой Грубер – друг сердечный? Я, наверное, минуты буду считать до прибытия.

- Это оттого, что в первый раз тебе всё в новинку было. Новые ощущения, новая обстановка, ожидание чего-то таинственного, да ещё и радость, что не попал на Восточный фронт, - пробурчал Георг, кусая карандаш и глядя в свои расчёты. - Согласен, герр Бромер?

Как выяснится позже, лучше бы он этого не спрашивал.

Георг взял карандаш и, искоса взглянув на друга, продолжил свои вычисления.

И тут Пауля, образно выражаясь, прорвало.

Видимо, взвесив что-то в уме и сопоставив все «за» и «против», он довольно громким голосом, не контролируя свои эмоции, буквально выдал на-гора:

- Так почему же наш, так сказать, всеми обожаемый фюрер, делает всё, вопреки своим же собственным убеждениям, что в нашем Тысячелетнем рейхе тоже будет рай! Зачем он разрушает города, убивает детей, сжигает в концлагерях их родителей? Он что - Бог, чтобы вершить участь целых народов? Ни одна смерть ребёнка не стоит даже ногтя его мизинца на его трясущейся руке!

Георг быстро вскочил и зажал рукой рот разбушевавшегося друга.

- Тише ты, идиот! – прошипел он и оглянулся. Старший офицер вахты, похоже, ничего крамольного не услышал, но кто его знает… Наклонившись, он о чём-то беседовал с корректировщиком глубины; сонар сидел в наушниках, а оба рулевых сосредоточенно смотрели на эхолот радаров, ведя субмарину в нужном направлении. Однако Пауль уже вошёл в раж, и ему вдруг приспичило высказать все свои мысли, которые чёртовым образом возникли у него в беззаботной черепушке ещё задолго до похода в Антарктиду. Он, понимаете ли, Пауль Броммер, солдат, а не убийца! Он честный офицер, он воюет с противником, а не с женщинами и детьми. Он ещё покажет все негодяям, там в Берлине, в рейхсканцелярии, и вообще, ваш фюрер…

Только получив весьма ощутимый удар под рёбра, Пауль охнул и начал хватать воздух открытым ртом. Георг, опустив кулак, посмотрел в сторону лейтенанта, который теперь стоял, и в свою очередь в упор смотрел на обоих друзей.

В глазах лейтенанта застыл ужас и, сжав губы, он медленно отвернулся. Подойдя к рулевым, он нарочито громко отдал какие-то распоряжения, затем нетвёрдой походкой подошёл к Георгу и тихо прошептал:

- Ох, парни, быть беде. Какого чёрта тебя понесло, герр Бромер? Посмотри, - он тайком указал рукой направление, - в тот дальний угол рубки. Только осторожней посмотри, а я отойду.

Лейтенант сделал два шага назад, повернувшись к ним спиной, а в образовавшемся пространстве возникла противоположная стена отсека. Свет ночной лампы под потолком не достигал того закутка, где в тени сидел ещё один присутствующий, которого друзья вначале не заметили: тень полностью скрывала его присутствие, он сидел тихо, и за время всего дежурства едва ли хоть раз пошевелился. Теперь же они увидели его воочию.

При последних словах Пауля загадочный незнакомец поднялся, размял конечности, потянулся, и тихо-спокойно вышел в противоположную дверь, не проронив ни слова.

Когда он потягивался, воротник спецовки оттопырился, и под ним в полумраке блеснула серебряная нашивка дивизии СС «Великая Германия».

Всё стало ясно.

********

Ровно в семь часов утра их разбудил старший офицер ночной смены.