– Как скажете, леди Лидделл. – Феликс ни капли не изменился в лице, только сделал еще один знак слугам. – Или вы теперь носите фамилию своего покровителя и мне следует обращаться к вам иначе?

– О нет, ваше высочество, мое имя осталось моим, – я покорно опустила ресницы.

– Ничего не понимаю в магии, если честно. – Он заложил руки за голову. – И в правилах, которых придерживаются маги, тоже. И, признаюсь, ваше появление для меня стало большим сюрпризом. Забавный подарок на Поворот. – Феликс ухмыльнулся. – Я извелся в Аглавере, потому что господин Форжо поддразнивал мое любопытство своими письмами, называя вас изящной лесной феей. Искренне жалею, что наша встреча не состоялась раньше… Вы же знаете, почему я уезжал?

Я покачала головой, забирая у слуги бокал – точно такой же, как оставленный мною на столе, тонкий, с высокой ножкой и узором хрустальных граней. Только в этом была вода.

Камень на кольце снова не поменял цвет.

Вода оказалась неприятной, словно затхлой, и я лишь сделала вид, что пью.

– Аглавер, как говорит мой брат, похож на бревно, в котором свили гнездо осы. – Феликс запрокинул голову, глядя в потолок, на лепнину в виде виноградной лозы. – Они не трогают, если их не тревожить, но иногда ты забываешь, что они есть, или не замечаешь их и садишься на то самое бревно – и все. Осы злятся. Жужжат и обещают укусить. – Он выпрямился, наклонил голову набок, почти прижав ее к плечу, и уставился на меня. Уже без улыбки. Глаза у него были светлыми и яркими, серо-голубыми, как зимняя река. – В Аглавере за последние лет так пятнадцать сменилось несколько правителей. Говорят, их трон не хочет никого признавать, а нам, как заинтересованной стороне, хотелось бы видеть на нем если не истинного короля, то хотя бы фигуру, которая устроила бы нас… как политик и партнер. Тот, кто сможет утихомирить разбушевавшихся ос, в которых превращаются аглаверцы, когда им что-то не нравится. Но это все не та тема, которая может заинтересовать очаровательную леди. – Улыбка снова вернулась на его губы – немного капризные, как мне показалось, пока он не улыбался. – Чем вы хотели бы заниматься, леди Лидделл? Кроме уроков магии.

– Откуда вы…

– О, я знаю о вас чуть больше, чем, наверное, вам кажется. – Он положил руки на подлокотники, погладив деревянные завитки. – Но, конечно, далеко не все. Итак?

Феликс выжидающе посмотрел на меня.

Я пожала плечами, что, конечно, тоже было где-то за пределами этикета, но я решила, что немного естественности не помешает.

В конце концов, я была не отсюда, и мне могли простить некие странности в поведении. А проверить, насколько далеко я могу зайти, тоже будет не лишним.

– Я не знаю, ваше высочество, – призналась я. – Если вы хотите честности, я бы предпочла и дальше сидеть в библиотеке и зарисовывать эскизы с гербария. Или быть чьим-то ассистентом. Или…

– То есть вам не интересна светская жизнь, я правильно понимаю, леди Лидделл?

– В определенной степени – интересна, но я не хочу играть в ней какую-то значимую роль, – сказала я и добавила: – Ваше высочество.

Его новая улыбка стала действительно капризной, и я подумала, что Феликс, кажется, как непослушное дитя не может долго усидеть на месте в одной позе.

– Как жаль, леди Лиддел, как жаль. – Он покачал головой. – У меня не то чтобы были на вас большие планы, потому, как вы знаете, мы не ждали кого-то вроде вас в это время. Но вы разобьете мне сердце, если решите стать затворницей. Ваш патрон, думаю, тоже этого не одобрит.

– Лорд Парсиваль в полной мере осознает, что у меня есть определенный долг и перед короной, и перед храмом Дюжины. – Я снова скромно опустила ресницы. – Более того, он настаивает на исполнении этого долга.

Я отдала бокал, все еще полный, слуге и поежилась: мне становилось холодно. Феликс, кажется, то ли действительно не чувствовал сквозняка, то ли делал вид, что ему нормально.

– У меня есть одна идея, которая может вам понравиться.

Феликс подозвал лакея, второго, все это время стоящего у бюро, на котором лежали книги и стопка бумаги. Лакей протянул ему поднос, на котором лежало письмо. Я чуть не закатила глаза, потому что в моем понимании вся эта возня вокруг простых действий была невероятно утомительна.