Таким образом, волею судьбы и силой обстоятельств, Василий Михайлович оказался в гуще событий наступающей французской армии 1812-го года, августа месяца – его середины. Выйдя из леса, он окунулся в грандиозность всего того, что всегда происходит при наступлении. Колоссальная масса людского потока, пришедшая в движение при утреннем коротком наскоке русских партизан, закружила его в себе, поглотила, словно губка воду и растворила в себе как незаметную песчинку. За партизан он понял по обрывкам фраз: в них присутствовали фамилии Платова и Давыдова. Вся эта масса вокруг него сейчас бурлила, колыхалась и готовилась в дальнейший поход на Москву. Настроение у солдат и офицеров было превосходное. Нередко слышался заразительный смех, и тут и там спонтанно возникали песни, подхватываемые сразу в нескольких местах.

Проходя вместе с лейтенантом мимо пушечных лафетов, начальник экспедиции увидел в ящиках орудийные ядра, переложенные соломой. Одно из таких ядер он уже однажды держал в своих руках – там, у себя, в своём времени.

Пока они пробирались сквозь полки к палатке штаба корпуса, Василий Михайлович впитывал в себя всю мощь и грандиозность французского наступления. До самого горизонта, скрывавшегося за лесистыми холмами, людская масса голов волновалась и кипела. Дороги и наскоро наведённые мостки через мелкие речушки были забиты повозками, телегами, пушечными лафетами на конской тяге. Везде раздавалось ржание лошадей, окрики офицеров, скрип, лязг орудий и прочих шумов, заполонивших безмерное пространство русских земель. Да. Это было самое настоящее наступление. До 26-го августа по старому стилю, или до 7-го сентября по новому, оставалось, возможно, каких-то две недели.

Это будет Бородино.

Однако они до него ещё не дошли. Сейчас, как он понял, главная задача ближайших дней, сделать небольшой крюк и овладеть Калугой - базой снабжения всех окрестных войск. До этого, 3-го августа под Смоленском соединились две русские армии, но стратегического перевеса это русским не принесло – их было несравненно меньше, чем растянувшаяся теперь по всем просторам армия Наполеона, насчитывающая четыреста тысяч солдат и офицеров авангарда, и ещё около двухсот тысяч наёмников из разных порабощённых им стран.

Теперь Василий Михайлович понимал состояние Санька, когда тот оказался в 1943-м году, ошарашенный и не знающий, куда ему идти. Однако там с ним были Борис и Алексей, а здесь – потенциальные враги.

Профессор умственно подсчитал, сколько лет теперь его отделяет от его (ещё не родившихся) друзей. Цифра оказалась внушительной, и он даже, забыв об осторожности, присвистнул, чем привлёк внимание одного из конвоируемых. Тот, видимо посчитал уместным подтолкнуть пленника в спину прикладом – что и сделал, но несильно. Подражают гуманности императора, мелькнуло у профессора. Все хотят быть похожим на своего кумира. Впрочем, это ненадолго: скоро они будут его ненавидеть.

Так сколько же? Получалось – 167 лет! – пронеслось в мозгу. – Невероятно! Вот это его занесло!

Огибая батареи артиллерии и пробираясь сквозь ряды солдат, профессор ловил на себе удивлённые взгляды, смешанные с любопытством: такой одежды, а точнее, по их понятиям, обмундирования, они не видели никогда в жизни. Хорошо, что свитер был ручной работы, без всяких узоров (его связала Людочка), и рукав левой руки хоть как-то прикрывал часы «Победа»; а если у него проверят в штабе карманы, заставив раздеться?

Трубка у него старая – с этим проблем не предвидится. Верёвка - шут с ней – наговорит, что в голову придёт. Карандаш? А что, в России 19-го века не могли делать такие грифельные палочки? Пусть докажут, тем более он затёртый, и надписи «Красный Октябрь» давно не видно. Остаются часы и ботинки, а так же спортивные трусы и майка. Вполне очевидно, его могут там раздеть. С нижним бельём вроде бы не должно быть проблем – мало ли, может ему, как учёному, такая одежда положена по статусу…

А вот с часами и ботинками может выйти неувязка.

Василий Михайлович не успел додумать выход из сложившейся ситуации, как они остановились у большой двухъярусной палатки, похожей на шатёр, и окружённой взводом национальной гвардии.

Страха, на удивление, у профессора не было, и когда лейтенант откинул полог палатки, он смело вошёл внутрь, натянув рукав свитера на часы.

********

Убранство внутри передвижного шатра было великолепным, и поражало своей роскошью. У выхода изнутри на карауле стояли два вышколенных гвардейца из свиты самого императора. Профессор цепким взглядом моментально осмотрел походный интерьер передвижного генерального штаба и убедился, что Бонапарта здесь нет.

Вместо него, на козетке, в расстегнутом маршальском мундире полулежал сухопарый, выше среднего роста, ещё не старый господин с картой в руках.

Василий Михайлович тотчас же мысленно сравнил представшего перед ним военачальника с портретами маршалов, которых помнил ещё со школы, и остановился на одной фамилии: Ней.