Отложив заряжённое ружьё, он хотел было перехватить миски из рук Саши, как внезапно разлом под его ногами дал трещину, и вверх с оглушительным грохотом взвился шипящий двадцатиметровый гейзер кипящей воды и пара, круша камни и всё, что находилось в радиусе его действия. Горячей ударной волной Сашу отбросило на несколько метров назад, и, ударившись затылком о камень, он кулем повалился на грунт, тут же теряя сознание. В руках он сжимал оставшуюся миску, которую не успел передать своему начальнику.

Кипящая волна воздуха, пара, брызг и базальтовых камней подбросила Василия Михайловича на высоту пятиэтажного дома, несколько секунд покрутила в пустоте, и, с оглушительным рёвом низвергла на землю, превратив тело учёного в бесформенный набор мяса, мышц и перемолотых как в мясорубке костей. Чудовищная мощь высвободившегося из недр геотермального источника не дала человеческому организму ни малейшего шанса на выживание. Звук от падения был похож на шлепок, перевёрнутого на сковороде блина, будто на поверхность шмякнулось нечто мягкое, вроде куска раскатанного теста.

- Кх-хр-р… - вырвалось из груди уже изувеченного тела, и останки учёного скатились вместе с камнями в зев раскрывшегося пролома. Там, внутри чрева, далеко внизу клокотала и пузырилась лавообразная масса, выдавая на поверхность гигантские куполообразные формы, похожие на кипящий наваристый бульон. Субстанция, словно проголодавшийся монстр, поглотила то, что осталось от профессора, и приняла в себя всю его сущность, которая ещё несколько секунд назад была полноценной физической единицей. Последнее, что расплавилось в тысячеградусном пекле огненной клоаки, были золотые коронки профессора, вставленные ему в нижнюю челюсть его знакомым стоматологом за год до формирования экспедиции.

Василий Михайлович, профессор, член-корреспондент Географических обществ умер здесь же, погибнув на Байкале в своей собственной группе изыскателей, не оставив потомкам даже краткого отчёта о происходящих в зоне отчуждения трагических аномальных явлениях.

Мир его праху.

Лучшего друга и лучшего начальника экспедиции невозможно было себе представить.

Теряя сознание и погружаясь во внутреннюю пустоту бытия, Саша сквозь головную боль от удара успел различить бесформенное тело профессора, скользнувшее в огненную пасть расщелины.

Успел увидеть, и тут же потерял интерес ко всему происходящему: тьма рассудка накрыла его, а сознание не смогло расставить всё по местам. Уже позже, когда его беспамятного найдут Семён с Николаем, он смутно вспомнит струю клоаки и скользящие в бездну провала останки дяди Васи – вспомнит, и тут же расплачется. Не каждый день теряешь сразу двух самых дорогих тебе людей.

И ещё…

Когда перед вырвавшимся гейзером Саша забирал с камней посуду, то заметил чуть в стороне два небольших предмета рукотворного происхождения, закатившихся в расщелину. Однако времени осознать и классифицировать их у него уже не оставалось. Будь времени больше, он бы задумался: каким образом они вообще тут оказались? Поскольку их предназначение и время существования в истории цивилизации в корне не соответствовало логике восприятия, он в первый миг удивился. Это было абсурдом. Данные предметы не должны были здесь находиться. Они были древнее всего, что ему когда-либо приходилось видеть наяву, даже в музеях.

Но вот что странно. Если бы он успел их рассмотреть более детально, то с изумлением обнаружил бы, что они были…новыми.

Василий Михайлович сразу бы предположил, что эти артефакты выкинула червоточина времени, забирая Люду с собой, подобно тем гильзам и каскам в первом случае, и ядру с кивером – во втором. Но, ни Саша, ни Василий Михайлович этого определить не смогли. Тромб гейзера помешал им. Лишь позже, находясь уже в каком-то подобии сознания, Саша смутно припомнит эти предметы.

Артефакты третьего по счёту лётчика.

Лапти, сплетённые из лыка, и древний крестьянский серп для уборки колосьев, относящиеся, судя по всему, к периоду Средневековья, никак не позднее 12-13-го века.

Лапти и серп.

Вот и всё.

…Девушке это не нравилось. Она перестала что-либо понимать в тот самый момент, когда вместо мисок и ложек, у неё в руках внезапно оказался толстый сук дерева, за который она продолжала держаться, пока не стих последний порыв вихря, возникший во время перемещения червоточины из одного состояния реальности в другое. Восемь концентрических воздушных колец взмыли одно за другим к облакам и исчезли в пустоте, оставив на земле те же восемь правильных кругов с уменьшающимися к центу периметрами. Люда стояла в центре самого малого из них. Комбинезон, в котором она пошла к водопаду ополоснуться, теперь был покрыт пылью, комками развороченной земли и прилипшей листвой пополам с сухими ветками.

Бросив взгляд на окраину леса, девушка пошла на звук, и вскоре вышла к чистому, прозрачному роднику, где и напилась вдоволь. Вода оказалась природной, вкусной и прохладной.

Здесь росли берёзы, и этого было достаточно. Лесная дубрава навевала сказочные воспоминания детства о былинных богатырях и Соловьях- разбойниках.