Оба вздохнули, и молчаливая пауза, витая над пламенем костра, обволокла своим вакуумом стоянку путешественников. С мяса в огонь стекали капли растопленного жира, и только шипение углей наполняло сейчас воздух вокруг ночлежки. Ночь опускалась тихая и безмолвная. Где-то всплескивалась рыба, где-то квакали вездесущие лягушки, где-то над речкой слышался резкий посвист скопы, а ещё ближе, у самых их ног, в расщелине упавшего от грозы дерева, стрекотал сверчок. Они наловили несколько омулей, и сейчас заливали в термос благоухающую рыбную похлёбку, чтобы было чем утолить голод во время кратковременных стоянок на следующий день. Остальную рыбу развесили над костром коптиться, а внутренности выкинули на радость насекомым и мелким хищникам. Впрочем, Семён смотрел сейчас не на них. Завинтив крышку термоса, он расположился на спальном мешке и мечтательно вглядывался в темнеющее небо, где в безмолвном пикирующем полёте стремительно скользили летучие мыши.

Это была их последняя спокойная и безмятежная ночь, проведённая вдвоём в лесу у реки на Байкале.

Оба, довольные, они вскоре уснули.

… А утром Семён исчез.

Воздух казался таким же тёмным, как и небо над лесом. Он плотным, едва мерцающим покрывалом окутал участок перемещения «кротовой норы» и колыхался вокруг путешественника, исторгая последние безжизненные импульсы вихря воронки, доставившей его сюда.

« Куда его, к чёртовой матери, занесло»?

В какую эпоху геологического периода планеты он попал? Судя по растительности и окружающему гигантизму, первое, что пронеслось у него в голове – никак не меньше чем за 30-50 миллионов лет назад, и это ещё мягко сказано – возможно, и намного раньше. И как бы откликаясь на его размышления, на ближайшую ветвь хвощового дерева выползла огромных размеров щетинистая жужелица, величиною с его собственный рост и способная задушить своими кольцами годовалого телёнка не хуже анаконды. Членистоногие клешнеподобные лапы резво перемещались под её панцирным телом, отчего казалось, что она плывёт по древесной поверхности, огибая сучки и мелкие преграды своими волнистыми, перекатывающимися движениями.

Замерев на месте, Семён начал лихорадочно соображать, что делать дальше. Ещё не восстановившийся, после переброски мозг, в считанные доли секунды сгенерировал сразу несколько решений, подготавливающих его к самосохранению. Стрелять в ползучую тварь было бессмысленно: они находились повсюду. Присмотревшись вокруг себя и задрав голову к вышине крон, он отчётливо разглядел великое множество насекомых-гигантов, отчаянно предчувствуя, что попал в настоящее царство членистоногих. Деревья и земля под ним буквально кишели ими. Богомолы, скорпионы, пауки, сороконожки, жуки ползали, извивались, и их здесь были сотни тысяч. А светящиеся пятна, напомнившие ему об огнях святого Эльма, были ничем иным, как огромными ночными светляками, светящимися в темноте.

Он выхватил фонарик, но тут же спохватился: на свет луча слетятся сотни этих тварей, и неизвестно ещё какой из двух подходов они к нему выберут – облепят его со всех сторон, или сразу искусают до смерти. Вот оно – настоящее царство доисторических гигантских насекомых! «Поздравляю, друг мой. Доро пожаловать в триас! - мысленно обратился он к себе. – Что может быть прекраснее?»

И убийственне-е…

Семён перескочил на несколько шагов вперёд и крепче вжался в ствол гигантского дерева гинкго, трясущимися руками лихорадочно выворачивая карманы в поисках хоть какой-то защиты.

Шорохи, шуршание, писки, далёкий рёв крупного плотоядного ящера, шелест крыльев носящихся повсюду меганевр – всё это разом заполонило его барабанные перепонки. И он был центром в этом царстве насекомых.

Триасовый период…

А он, Семён – ЕДИНСТВЕННЫЙ разум на планете.

…И это ещё мягко сказано.

********

Он уже делал первый шаг от дерева, когда почувствовал молниеносную жалящую боль, пронзившую его левое плечо со стороны спины. Удивлённый столь бесцеремонным обращением, но, тут же, понимая, что его всё-таки укусили, он обернулся всем телом и застыл на месте.

Безобразная и устрашающих размеров артроплевра – она же гигантская многоножка триасового периода, достигающая трёхметровых размеров с шестьюдесятью хитиновыми лапами – извиваясь, выползла сверху по стволу дерева как червяк из яблока, и впилась своими клешнями в плечо Семёна. Каждая клешня была величиною в две человеческие ладони, и в плечо мгновенно впрыснулся парализующий жертву яд, от которого в человеческом организме ещё не существовало иммунитета.

Артроплевра сделала своё дело и, вытянувшись во всю ужасающую длину своего громадного панцирного тела, застыла, покачиваясь из стороны в сторону.