- Полагаю этот бедный остаток именно тот, кого вы искали, чемпион? – обратился к нему проводник. Не найдя слов Гарденеру оставалось только кивнуть. – Тогда советую вам поторопиться, боюсь, что время идёт буквально на минуты.

- Хорошо. – практически с трудом выдавил из себя Эдмунда, двигаясь навстречу своему самому страшному кошмару и дикому страху, чувствуя, как с каждым шагом тяжелеют его ноги, что будто бы налились свинцом. – Сынок. – горько произнёс Эдмунд, касаясь пальцами следов ожогов от драконьего пламени, что навсегда и неотвратимо изменили даже облик воспоминаний Мерна, сына Эдмунда.

Как раз в этот момент проводник применил фонарь, заставив обожжённую фигуру юноши снова ожить. Сначала мальчик даже не понял кто стоит перед ним, ведь в его голове всё ещё была жива память об огнедышащей ящерице размером с замок, готовой залить его огнём. Однако, вместо смерти перед лицом был его отец, только очень молодой или кто-то очень похожий на него совсем, как он сам. Из его глаз тонкой дорожкой текли слёзы, а сам он осторожно, будто боясь разбить, гладил его по щеке. Изменений в своей внешности юноша не обнаружил, да и не мог он никоим образом сделать это.

- Отец? – растерянно и слегка недоверчиво спросил Эдмунда Мерн. – Что ты тут делаешь? Где дракон?

- Мерн, дорогой. – почти задыхаясь от радости и горя выдавливал из себя последний Гарденер. – Мой мальчик. Не бойся. Дракона больше нет. Он улетел.

- Правда? – удивлённо воскликнул отголосок последних моментов жизни его сына.

Изуродованный, оплавленный, неузнаваемый. Эдмунд не хотел запоминать своего сына именно таким, но теперь, глядя на то, что с ним стало, Гарденер был уверен, что обязан был сделать это, чтобы никогда больше не забывать ради чего Семеро вернули его в этот мир. Чтобы не один отец или мать больше не потеряли сына по вине сиренеглазых безумцев и их зверушек, ни от их огня, ни от их зубов и когтей. Для того, чтобы ни один Таргариен более не правил Вестеросом так, как делали они это раньше.

Гневные и отчаянные мысли стремительным потоком перетекали из одной в другую, а потому было несложно провести параллели. Песня Льда и Пламени – красивое поэтическое название, которое дал Мартин этой вселенной, но, по правде говоря, это было больше предупреждением, нежели эстетической необходимостью. Можно подумать, что это название говорит о пророчестве и необходимости союза двух семей: Старков и Таргариенов. Однако, если задуматься валирийцы во времена своего расцвета ничем не отличались от белых ходоков из-за Стены, уничтожая и разрушая всё на своём пути словно неостановимый поток жара самой преисподней.

«Верно». – думал Эдмунд, глядя на изуродованное лицо сына, вспоминая всех, кого он когда-то потерял. – «Это песня не о пророчествах, ведь даже в самом названии лёд и огонь являются дуэтом. Иные и Таргариены – вот два монстра, поющих в унисон и несущих с собой всеобщую гибель и свою философию». – делал избранник Семерых мрачные выводы.

Две противоположности, но при этом одинаковые до смехотворства. Глупцы думают, что огонь в данном случае дарует жизнь, противостоя хладной смерти, но это совершенно не так. Жизнь в вечном покое и смерть в ярком моменте – вот философия Иных и Таргариенов. Одни обращают мир в застывший пейзаж, а другие в безжизненную пустыню. Две противоположности преследующие одинаковые цели, но использующие разные методы.

Вот почему итогом всей этой борьбы стало уничтожение, как тех, так и других. Трёхглазый ворон видел многое и понимал от того не меньше. Он видел истинную природу обоих лагерей, а потому и привёл их к окончательному уничтожению, раз и навсегда поставив точку в этой ложной пьесе, поставив точку там, где никто её не ожидал. Однако, теперь и Гарденер видел всю суть и полную картину событий.

- Мне жаль, сынок, мне очень жаль. – отчаянно прошептал Мерн, прижимая к себе сына и обнимая его в самых крепких объятьях какие только мог себе позволить.

- О чём ты, отец? Мы уже победили? – не понимал юноша странного поведения своего отца, что никогда в жизни не позволял себе проявление столь сильной привязанности. – Почему я не слышу звуков солдат? Да, что с тобой в конце концов?! – уже в какой-то отчаянной попытке достучаться до своего родителя вскричал сын Эдмунда.

- Время. – бесстрастно произнёс проводник.

- Прости меня, Мерн. Я был самым худшим отцом для тебя, ибо только ужасный родитель может спокойно повести родного ребенка на смерть, но я клянусь… - произнёс Эдмунд, вглядываясь в то, как исчезает перед ним изображение мира, а вместе с ним и всё то, что он никогда больше не увидит и не услышит. – Я не позволю кому-либо ещё пострадать на моих глазах также, как и тебе. Я пройду этот путь, чтобы, когда мы увиделись с тобой в ином мире я бы смог взглянуть на тебя, не отводя взгляд. Прости меня, сынок, и прощай. – произнёс Гарденер последние слова прощания перед тем, как ощущения беспокойно вырывающегося из его рук сына сменились пустотой.