Но самое прекрасное в песнях то, что они никогда по-настоящему не умирают. Пройдут месяцы, годы и даже десятилетия, а эта песня все еще будет звучать.

Песни никогда не теряются, никогда по-настоящему не заканчиваются.

Песня живет вечно.

Ноа

Я вошел в свою парадную дверь, бросив ключи на столик у входа. Они звякнули о стеклянную поверхность, и я понадеялся, что не разбудил Бет или мальчиков.

В доме было темно и тихо, пока я поднимался по лестнице такими же тяжелыми шагами, каким было мое сердце. Стены украшали новые фотографии, служа постоянным напоминанием о прекрасной жизни, которую я для себя создал. Я плелся в спальню на усталых ногах, подсвечивая себе путь фонариком на телефоне. Бет лежала в нашей постели, свернувшись калачиком, плотно завернувшись в одеяло и простыни, и я не мог не улыбнуться тому, какой умиротворенной она выглядела.

Сняв куртку, я бросил взгляд на маленький ящик у прикроватной тумбочки. Я поколебался, а затем подошел к краю кровати и сел, почувствовав, как прогнулся матрас под моим весом.

Я осторожно выдвинул ящик, бросив взгляд на Бет, когда в тихой комнате заскрипели петли. Она дернулась, но тут же замерла.

Сунув руку в ящик прикроватной тумбочки, я вытащил знакомый лист зеленой плотной бумаги. Я зажал его между кончиками пальцев, запоминая ощущение его грубой текстуры.

Затем я повернул свой телефон к бумаге и зажег его. У меня перехватило дыхание, когда я перечитал слова, которые много лет назад украли частичку моего сердца.

Дорогой Ноа!

Я не знаю, как мне уместить все, что я хочу сказать, в одно письмо, но я попробую. К этому моменту ты, наверное, уже заметил, что я ушла. Я знаю, что, если бы попыталась сказать тебе это лично, ты бы убедил меня остаться, и я бы сдалась. Я слаба, когда дело касается тебя. Полагаю, мы все слабы, когда дело касается любви.

И пожалуйста, знай, что я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, что сижу здесь и рыдаю, пока пишу это, сомневаясь в себе с каждым росчерком пера. Но мне нужно это сделать. Ноа, я не могу быть с тобой. Я сейчас ни с кем не могу быть. Я сломлена и не хочу причинять тебе боль.

Я знаю, что это звучит противоречиво, поскольку причиняю тебе боль этим письмом. Но я не это имею в виду. Я говорю о темной, уродливой боли. Я никак не могу сделать тебя счастливым, поскольку даже себя не могу сделать счастливой. Я знаю, ты, наверное, сейчас этого еще не видишь, потому что тебя переполняют гнев и эмоции. Но я обещаю… однажды ты поймешь. Однажды ты осознаешь, почему мне нужно было это сделать. И только тогда, когда ты будешь безмерно счастлив, а твоя жизнь будет полна прекрасных вещей, ты поблагодаришь меня.

Ты сказал, что мы – дуэт, и я хотела бы быть твоей второй половинкой. Хотела бы быть частью твоего идеального дуэта.

Но я – ария. Мне предназначено летать одной.

Я желаю для тебя так много замечательных вещей. Я надеюсь, ты снова найдешь любовь и продолжишь заниматься музыкой. Я надеюсь, что все твои мечты сбудутся. Я надеюсь, что однажды, когда твой гнев утихнет и ты будешь лежать в постели с любимой женщиной, ты снова прочтешь это письмо. Я надеюсь, что ты прочитаешь его в новом свете и увидишь, что все сложилось именно так, как должно было сложиться.

Спасибо за все, что ты для меня сделал. Спасибо за то, что верил в меня, когда я не могла. Спасибо за все те бессонные ночи, в которых я открывала тебе свою душу. Спасибо за походы в кино, домашние блинчики, смех под виски и все остальное. Спасибо за Сэма.

Я люблю тебя, Ноа. Что бы ни случилось, ты всегда будешь единственной песней в моем сердце.

Ты будешь моей арией.

С любовью, Челси.

Я долго смотрел на зеленый лист бумаги, после чего засунул его обратно в ящик и провел рукой по лицу. Образы Челси мелькали в моем сознании, пока я, казалось, вечность, сидел в темноте.

Потянув одеяло, я забрался в постель и подвинулся к противоположной стороне, где спала Бет. Я притянул ее к себе поближе и уткнулся лицом в ее волосы. Она инстинктивно прижалась ко мне и сжала мою руку, снова погружаясь в спокойный сон.

Правда заключалась в том, что я был счастлив – необыкновенно счастлив.

Я любил Бет. Я любил свою жизнь.

Возможно, Челси была права.

Когда я закрыл глаза, отдаваясь во власть усталости, я перенесся в знакомое место из своих снов.

Именно там я и нашел ее.

Она сидела за моим кухонным столом, отправляя в рот блинчики и смеясь с Сэмом.

– Полегче, тигрица, – сказал я ей, подмигнув.

Челси встала со стула и направилась ко мне, ее шелковый халат волочился за ней.

– Ничего не могу с собой поделать. Ты же знаешь, что я люблю твои блинчики.

– А ты знаешь, что я люблю тебя.

Я поцеловал ее, почти ощущая вкус липкого сладкого сиропа на ее губах.

– Ноа, играет наша песня. Ты потанцуешь со мной?