— Иван, тут такое дело. Ни в одной из крупных туш мой сканер не обнаружил «жемчужин», что наводит на кое-какие мысли…

Но я не допустил продолжения разговора и оборвал торговца в довольно резкой форме:

— Мысли — это хорошо, как сказал кто-то из древних «Пока я мыслю, я существую». Так что думайте, что хотите, уважаемый, но добытые «жемчужины» я оставлю себе для реализации в другом месте. И убедительная просьба, более данный вопрос не поднимать.

— Но я всего лишь хотел…

Чего именно хотел от меня Зябкинд я так и не узнал. Хотя оно и без объяснений было понятно. Поскольку, по его глубокому убеждению, Иван Силаев не является одаренным, то есть, увеличивать силу своего чародейского Дара посредством поглощения «жемчуга» ему не нужно, значит добытые из тел монстров Пустошей конкременты ему потребны исключительно в качестве товара. А кто кроме Моисея Абрамовича может предложить самую приятную для сельского паренька цену? Ведь в другом месте его уж точно обманут. Заботливый, однако.

Ладно, пусть по ночам не спит от боли в печенке и зубами скрежещет, подсчитывая недополученные выгоды, лишь бы не начал заниматься ерундой и не послал по мою душу каких-нибудь отмороженных душегубов. Наемных убийц я не опасаюсь. Беспокоит то, что вместе с ними, мне также придется устранить и Забкинда. Было бы очень жаль, терять столь полезного человечка. Так что, остается лишь надеяться на благоразумие старого еврея, благодаря которому, ему, собственно, и удалось дожить до своего довольно преклонного возраста.

Следующие несколько дней я изучал осколки «Сердца Гнезда». Ну как изучал? Выёживался как мог. Сначала положил на стол перед собой десяток икосаэдров и тупо на них пялился, тужась в бесполезных попытках каким-либо образом вступить во взаимодействие с этими загадочными объектами. Не прокатило.

Затем погружал кристаллы в различные жидкости, начиная с простой воды, заканчивая органическими растворителями, царской водкой и совсем уж агрессивной плавиковой кислотой. В работающей на полную катушку микроволновке пару часов продержал, пока та, не выдержав подобных издевательств, не сгорела. Всё оказалось без толку.

Пытался пустить в ход свой артефактный ножик. Острейшее магическое лезвие, способное резать алмаз, будто раскаленный нож сливочное масло, банально пасовало перед материальным объектом.

Впрочем, материальным ли? В этом я стал сомневаться после того, как совершил попытку воздействовать на него магией. Все созданные мной магические конструкты, иже с ними огромное количество неструктурированной энергии — все это буквально проваливалось во внутрь двадцатигранника без каких-либо видимых эффектов, нарушая тем самым незыблемый принцип, сформулированный в той реальности Исааком Ньютоном, о том, что на всякое действие должно быть хоть какое-нибудь противодействие. Нет же, действия с моей стороны были, при этом все мои потуги получить ответный отклик на них заканчивались полным фиаско. Раз двадцать я практически полностью опустошал свое Средоточие в тщетных попытках наполнить объект маной. Кристалл нагло слопал хренову тучу халявной энергии, даже не икнул и спасибо не сказал. Но как был прозрачным куском некоей неподдающейся исследованию, на вид вполне материальной субстанции, таковым и оставался. Странно, ведь для того, чтобы разрушить ту огромную кристаллическую структуру от меня не потребовалось никаких особых усилий. А вот с её частичкой самая что ни на есть трабла получается. Возможно этот кристал нечто типа атома, который до определенного времени считали неделимым?…

Ну вот я и пустился в непродуктивное мыслеблудие. Нет, пусть этим занимаются здешние маги в умелые руки которых эти кристаллы попадут рано или поздно. Разумеется, держать их при себе до скончания дней своих я не собираюсь.

Стоит также упомянуть, что в магическом зрении объект выглядел как абсолютно черное тело со слегка размытой поверхностью.

От бесплодных попыток постичь суть кристалла меня отвлек визит соседки бабки Евдокии Петрухиной. Бабулька попросила по старой памяти выкопать на её огороде картофан, за что обещала выплатить аж целую полтину серебром. К великому разочарованию старушки, я вынужден был отказаться, сославшись на тотальную занятость. Недовольная бабулька бросила в сердцах: — Больше Иван, тебя никогда ни о сем не попрошу и денег моих пенсионных тебе не видать! — после чего покинула мой дом, громко хлопнув дверью.

Ага напугала! Боюсь, боюсь, боюсь! Без её полтины уж точно от голода ласты склею. Ха-ха-ха и еще тысячу раз: Ха!

Вот тут-то я вспомнил, что у самого в огороде непорядок. Картофельная ботва усохла, грядки начали зарастать сорняками. Надеяться мне не на кого, кроме как на самого себя. Так что крестьянская натура Ивана Силаева, мигом взяла под полный контроль горожанина Игоря Ветрова и заставила меня прекратить заниматься ерундой и направиться в огород, вооружившись лопатой, ведрами и прочими необходимыми для копки картофеля приспособлениями.