Пиво у Варсонофьева плохим не бывает. Вот и на этот раз напиток оказался весьма качественным. В два глотка ополовинил первую кружку (по причине царящей на улице духоты самое то), закинул в рот кусок вяленой рыбки, запил пивком. Лепота! К тому же, в свете грядущего свидания с Машенькой жизнь неожиданно повернулась ко мне самой радужной своей стороной. И как я мог упустить этот крайне привлекательный объект противоположного пола из своего внимания? Наверняка, причиной тому доставшиеся мне в наследство некоторые Ивановы комплексы.

Вскоре в зале нарисовался сам владелец «Привала странника». Наметанным взглядом Варсонофьев вычленил меня из довольно многочисленной к тому времени толпы посетителей и, широко заулыбавшись, направился к моему столику.

— Здоров будешь, Ваня! Не помешаю, или кого-нить ждешь?

Пришлось мне оторвать зад от мягкого стула и со всем своим вежеством поприветствовать хозяина заведения.

— Добрый вечер, Виталий Иннокентьевич! Присаживайтесь, буду рад вашему приятному обществу.

— Наслышан про тебя Ваня. Теперь собственными глазами убедился, что ты у нас красавчик, хоть куда. Говорил Меланьюшке, чтоб за тебя шла… Впрочем, авось не прогадала. Нынче она у нас не абы кто, а баронесса Нифонтова. От оно как иногда бывает, Иван, из грязи, да в князи.

Ну с княжеством дочки Варсонофьев дал явного лишка. Впрочем, баронский титул для провинциальной простушки достижение на зависть всем подругам. И все-таки я про себя ухмыльнулся — кабатчик и не подозревает, что перед ним аж целый князь… в перспективе, правда, но с абсолютной гарантией. То-то будет локти кусать, когда правда о моем княжеском происхождении станет достоянием общественности. Будет себя до гроба проклинать, что отдал свою кровиночку за какого-то барона, а ведь мог бы и с князьями породниться.

Стоило Варсонофьеву присесть за мой столик, расторопная Машенька Калугина тут же поставила перед ним поднос с кружкой пива и тарелкой подсоленных фисташек. Отхлебнув из кружки, Виталий Иннокентьевич задал мне традиционный комплекс вопросов по поводу моего полного излечения. Ответы на них, насколько я понимаю, ресторатору были уже известны с чужих слов. Однако, ему хотелось обо всем узнать от непосредственного виновника.

Ну я ему и поведал, дескать, не забыли обо мне орденские и вполне достойно отблагодарили за то, что вытащил из Пустошей не самого последнего в их организации человека. Уж очень в подробности не вдавался, но Варсонофьев моим рассказом остался вполне удовлетворен. В знак своего благорасположения приказал официантке подать мне кружку пива за счет заведения. Двадцать копеек сэкономил. Мелочь, а приятно. В былые времена, чтобы заработать такие деньги, моему реципиенту приходилось вкалывать на чьей-нибудь плантации целый божий день.

Удовлетворив любопытство ресторатор отправился прочь из зала по каким-то своим делам. Я же накинулся на вкуснейшее мясо и не менее вкусный гарнир.

Еда закончилась как-то очень быстро, так что я решил повторить заказ. К тому же до окончания рабочей смены Калугиной еще целый час. Только поднял голову в поисках официантки, как сзади раздался чей-то грубый с заметной осиплостью голос:

— Эй, деревенщина, быстро освободил стол уважаемым людям!

«М-да, а вечер обещал быть таким томным». — С тоской подумал я и повернул голову, чтобы рассмотреть осмелившегося нарушить мой покой нахала.

— Ну и рожа! — Невольно вырвалось у меня.

Передо мной стоял двухметровый широченный «шкаф», что называется, сам поперек себя с относительно небольшой головой на бычьей шее. Но отнюдь не могучие стати грубияна меня впечатлили, а его основательно исполосованные шрамами физиономия, лысый череп и прочие открытые участки тела. Ко всему прочему, этот тип когда-то переболел то ли оспой, то ли какой-то ей подобной болячкой, отчего его лик здорово напоминал лунный пейзаж. Ко всем перечисленным уродствам выделялся ломаный-переломанный в нескольких местах нос с вывернутыми наружу как у гориллы ноздрями. А из-за небольших ушных раковин его голова и вовсе напоминала бильярдный шар, эдакий изрядно покоцанный «киями множества игроков» шарик. Но самой неприятной частью его облика были маленькие глубоко посаженные и нагло буравящие меня свинячьи зенки,. При такой внешности, определить его возраст хотя бы приблизительно не представлялось возможным. Мужчине могло быть и двадцать пять, и тридцать, а также все сорок. Впрочем, сколько ему лет, вопрос для меня сейчас не самый актуальный.

Определенно, этот типчик привык нарываться на скандалы и, похоже, частенько огребал за свою наглость и невоспитанность. Мне известна такая порода неугомонных бузотеров, готовых устроить скандал на ровном месте. Так что, его реакция на мой непроизвольный возглас была вполне предсказуема.