Подозрительно. Тут есть о чем подумать. Но я сразу же откладываю это на потом, потому что меня с помпой и чуть ли не с фанфарами доводят толпой до дверей спальни, которая вроде как принадлежит Нивес. Надеясь, что это не очередная проверка, толкаю тяжелую дверь и останавливаюсь на пороге, мягко говоря, обалдевая от размеров опочивальни. Она скорее напоминает полноценные апартаменты: прихожая, три спальни, учебная комната, гардеробная, ванная, комната с непонятным синим шаром на столе, помещение с цветами — все это я узнаю, отделавшись от всеобщего гостеприимства и переходя из одного помещения в другое. Тут так много всего, что даже не успеваю все рассмотреть, когда в дверь раздаётся стук. Приходится повторить путь до неё в обратном порядке, иначе рисковала бы заблудиться в собственных покоях, но все-таки нахожу нужное место. Открыть сразу не решаюсь, прислоняю ухо к резной деревянной поверхности и спрашиваю:

— Кто там?

И чуть не глохну, когда вновь стучат. Садизм какой-то. Отскакиваю, спотыкаюсь о столик с цветами. Ваза с него падает, разбивается, а сверху уже приземляюсь я. Чувствую, как осколки входят в ладонь и, уже вне себя от злости, кричу:

— Заходите, черт вас дери!

Дверь со скрипом приоткрывается и в образовавшуюся щель показывается голова Кирена. Приходится закрыть глаза и глубоко вдохнуть-выдохнуть, дабы расслабиться хотя бы на минуту, прежде чем наброситься на этого глупого мальчишку со всей злостью, на какую только способна. Неужели он не мог подобрать другой момент, чтобы зайти ко мне? Нет, надо было вот так напугать, что я даже поранилась. С разочарованием смотрю на ладонь, из которой так и сочится кровь, капая на пол и расцвечивая давно поблекшее дерево алыми цветами. Фарфор же от вазы впился в кожу, но осколок такой маленький, что даже и не знаю, смогу ли его достать мальцами. Считаю, что кое-кто должен ответить за произошедшее, протягиваю руку ал'Вуле, требуя:

— Вытащи, — повелительным тоном, чтобы он даже не вздумал пререкаться.

Но, видимо, мыслей таких парень не имеет, потому что сразу оказывается рядом, берет мою кисть осторожно своими руками, поворачивает пораненную ладонь к скудному свету из окна — не смотря на ясный зимний день, комната моя находит с противоположной стороны от солнца, вот сюда и не попадают пока его лучи. Нежно проходится пальцами вокруг, а затем, без всякого предупреждения, выдергивает острый кусок. Выдергивает из кармана своего пиджака платок и заматывает им рану. Белоснежная тонкая ткань сразу же окрашивается красным.

— Надо сходить к лекарю, он наложит заживляющую мазь, — скорее просит, чем утверждает, продолжая держать меня за руку. Приходится её чуть ли не с боем вырывать, так меня смущают чужие прикосновения, наполненные заботой. Кирен с сожалением провожает ладонь взглядом, но никак не препятствует движению. Очухивается, лишь когда я пальцами здоровой руки щелкаю у него перед глазами, возвращая в реальный мир. — Прости, я не думал, что мое появление может привести к таким последствиям.

Извиняется, но меня снова охватывает злость на него.

— А ты вообще никогда ни о чем не думаешь, когда делаешь, — вспоминаю о злосчастном поцелуе, вот его-то засранец продумал от и до, как и то, что после этого будет. Академия буквально утонула в слухах обо мне. Он же, гаденыш такой, как ни в чем не бывало, стоит теперь в моем доме, в моей комнате, довольный, что не сорвалось его сопровождение меня на бал. Еще и отца на свою сторону привлек, как будто тот имеет власть над такими решениями. Ну уж нет, если я захочу, то скорее перестану дышать и умру, чем позволю всему закончиться так, как мечтается Кирену. Не знаю, как они тут привыкли обращаться с девушками, но я заставлю всех считаться с моим мнением, как бы трудно это ни было.

Парень недовольно щурится.

— Все еще злишься за тот случай? — спрашивает, садясь в резное кресло прямо напротив. Теперь он больше похож на нерадивого ученика под яростным взглядом недовольной учительницы, чем на наследника целого королевства. Конечно же тушуется, тоже это понимая. Ну хоть какими-то зачатками совести обладает, значит, не все еще потеряно для мальчишки. — Я бы мог пообещать, что сделаю все, что угодно, лишь бы ты меня простила, но это будут просто слова. Настоящие мужчины делом доказывают, а не пустой болтовнёй.

— Ага, дел ты уже наделал, мелкий гад.

— Не такой уж я и мелкий, просто еще расту. Вот через пару лет войду в силу, ты меня и не узнаешь.

Мне хочется глаза закатить от такого бахвальства. Интересно, где Кирен нахватался этого? Вроде как воспитывается наследником, им разве такие установки жизненные дают учителя? Мне всегда казалось, что таких людей учат заботиться о многих, а не о единицах, что-то типа "Ради общего блага".

— Иди уже, растущий, не хочу я с тобой разговаривать ни сейчас, ни потом, — затем, немного подумав, добавляю, — возможно, и во время танцев на балу не буду вести бесед. Ты в этом сам виноват, так что отправляйся в свою спальню, которую тебе наверняка выделил мой всепонимающий отец, и подумай о своем поведении.