Промокшие от пота легионеры прошли десять шагов тесными рядами, прикрываясь щитами высотой до плеч, и врезались железными выступами в лица первых людей, пересекших стену. Валерий ощутил удар в левое предплечье и ударил гладием через брешь в мимолетном шве бронзовой кожи. По всей линии он слышал знакомое, почти звериное рычание, когда его легионеры вонзали короткие мечи в податливую плоть, и крики, когда острия вонзались в цель. Поначалу воинов не хватало, чтобы прорваться через территорию, чтобы заставить защитников отступить, и солдаты прижимали их к стене, в то же время гарантируя, что тем, кто попытается пройти позади них, негде будет приземлиться, кроме как на своих товарищей. Люди на стене скакали и бушевали, пытаясь найти способ добраться до врага и выкрикивая свою ненависть, но их выходки разоблачили их перед теми немногими лучниками, которых Лунарис сумел разместить на крыше храма, и меткие стрелы одна за другой срывали их с насеста. На данный момент легионеры Валерия более чем держались, но град копий из-за стены приземлился, не различая своих и чужих, и нанес тяжелый урон защитникам. Легионер во второй шеренге вскрикнул и пошатнулся, когда одно из широких лезвий пронзило ему бедро. Почти в то же мгновение человек рядом с Валерием был ослеплен ударом копья одного из пойманных в ловушку воинов и отшатнулся, прижав руки к лицу, а сквозь пальцы у него хлынула кровь. Валерий оказался лицом к лицу с тремя сильно татуированными варварами.

Первый длинный меч, которым владел рычащий седовласый старик, который должен был быть слишком стар, чтобы драться, обрушился на него по дуге, рассчитанной на то, чтобы снести ему голову с плеч. Отчаянным парированием он смог заблокировать удар, направив клинок вверх и оставив обнаженный живот человека открытым для острия меча, мелькнувшего из второй линии римлян. Бритт с недоверчивым воем упал, как раз в тот момент, когда второй воин отбил щит Валерия своим собственным. Любой удар свалил бы римлянина с ног, но из-за кричащих, потных тел, толпящихся со всех сторон, его противник смог нанести только неуклюжий удар сверху, который дал Валерию время, необходимое для того, чтобы вонзить гладий под подбородок бритта в его мозг. Передышки по-прежнему не было. Смертельный удар оставил его открытым для воющей, красноглазой фигуры, которая вырвалась слева от него и рубанула его массивным топором дровосека. Валерий выругался, зная, что не сможет повернуться достаточно быстро. Именно в этот момент его сосед, теперь ослепший выкашливающий свою жизнь среди топчущих ног, должен был прикрыть его. Топор был направлен так, чтобы удар пришелся его по левому плечу, и он знал, что его доспехи не смогут защитить от такого грозного оружия. Огромный клинок рассек бы ключицу, грудь и ребра. Он закричал в отчаянии, как раз в тот момент, когда громоздкая фигура шагнула в брешь рядом с ним, чтобы с хрустом сомкнуть щиты, и через мгновение лезвие топора появилось, пройдя сквозь три слоя дубового щита Лунариса. Здоровяк усмехнулся, резко отдернул щит в сторону и нанес удар своим коротким мечом. Он был вознагражден стоном. Валерий благодарно кивнул и вернулся к задаче остаться в живых

Шум сражения был готов разорвать его уши; крики боли, триумфальные вопли и ужасное ритмичное хрюканье, перемежаемые лязгом железа о дерево и покалывающим позвоночник свистом стрел, летящих в дюймах над головой. Его движения стали автоматическими, и это дало его разуму возможность блуждать по полю боя, какое-то глубоко скрытое чувство вкушало запах и звук и ощущало движение всего вокруг себя.

— Справа. — Он закричал, чтобы его услышали, и Лунарис прохрипел в знак подтверждения, но пожал плечами, когда отразил серию ударов спереди. — Мы должны укрепить правый фланг.

— Ты хочешь, чтобы я сделал это сам? — спросил дупликарий.

— Что насчет резервов? — Валерий пригнулся, когда копье звякнуло о его шлем и соскользнуло в ряд позади. Каждый инстинкт подсказывал ему, что давление на правом фланге нарастало.

— Грацилис за главного. Он знает, что делать.

— Я надеюсь…

Триумфальный вой сзади не мог вырваться ни из какого римского горла, и правый фланг вдруг перестал иметь значение. Потому что бритты сделали то, что они не должны были сделать, и поднялись на восточную стену достаточными силами, чтобы атаковать уменьшающийся отряд легионеров Валерия с тыла.

Он оглянулся через плечо и как раз вовремя увидел, как часть резерва Грацилиса врезалась в массу воинов, мчащихся из северо-восточного угла комплекса.

— Назад, — закричал он. — Отступаем в храм.

Будь у него хоть три фута и передышка, он приказал бы построится черепахой, но там не было и дюйма; каждый человек был щитом к щиту и мечом к мечу с двумя или даже тремя противниками. Единственным шансом было оставаться в строю и шаг за шагом отступать к ступеням храма. Усилия лучников на крыше храма не позволили кризису на правом фланге превратиться в разгром, но он сомневался, что Грацилис удержит атаку с тыла дольше, чем на несколько секунд. Когда он будет побежден, единственными римлянами вне храма останутся мертвецы.

Нога за ногой мучительно Валерий позволял отодвинуть линию назад. Давление на его щит становилось невыносимым, косящие удары варварских мечей угрожали сломать даже прочную конструкцию скутума. Рядом с ним Лунарис рычал и потел, проклиная свою неспособность дать отпор.

С каждым шагом их отступления все больше воинов Боудикки переливались через стену. Солдаты любой другой армии сломались бы. Но это были римляне. Римские легионеры. Они умели сражаться, как никто другой. И они знали, как умереть.

Осталась только одна изодранная шеренга. Те, кто остался позади, мертвые и раненые, были растоптаны ногами кельтов, чье боевое безумие возрастало с каждым шагом к храму, который символизировал все, что они ненавидели долгие годы с тех пор, как Клавдий ступил на их землю.