Он ехал на север в сгущающейся темноте, позволяя коню идти через пастбища и леса, инстинктивно выбирая путь наименьшего сопротивления. Духи ночи не боялись его, потому что ночь была цветом его души. Выносливость удерживала его в седле, а также время от времени натягивал бурдюк с водой. Пока он ехал, ему снилась Мейв; цвет ее волос, текстура и упругость кожи. Во сне он привез ее в Рим, и она дивилась тамошним чудесам. Но чем дальше он продвигался, тем сильнее разгорался огонь в его правой руке, а стук в голове усиливался, пока не стал невыносимым. Он сделал глоток жидкости побольше, но, должно быть, заснул в седле, потому что в какой-то момент конь не остановился, тревожно заржав. Все еще с закрытыми глазами, он уперся пятками в его бока, подгоняя его. Он сделал несколько неуверенных шагов, но в конце концов не пошел дальше. Когда мир начал вращаться, и он почувствовал, что скатывается с седла, у него хватило присутствия духа намотать поводья на левую руку.

Когда он открыл глаза, его разум был ясным, но его тело чувствовало себя так, как будто его использовала для тренировки с мечом когорта легионеров; каждый мускул болел, и его правая рука была диким испытанием пульсации. Оттягивая момент, когда нужно двигаться, он смотрел на небо идеальной синевы яичной скорлупы сквозь густые ветви с листьями, которые шуршали и скрипели на легком ветерке. Чего-то, однако, не хватало, и он ощутил укол паники, прежде чем почувствовал натяжение повода на левом запястье. Удивительно, но его голова покоилась на каком-то мягком и податливом предмете, который он не мог вспомнить, чтобы клал туда. Густой аромат висел вокруг него в воздухе, но он стал настолько знакомым, что его мозгу потребовалось время, чтобы отреагировать на него.

Он перевернулся, стараясь защитить раненую руку, и уставился на существо рядом с ним. Человеческая нога. Тело, которому принадлежала нога, лежало в двух-трех футах от него, плоть белая, как мрамор, покрывавший храм Клавдия, если не считать непристойных красных порезов на месте отрубленных конечностей и головы. Неохотно он позволил своим глазам осмотреть сцену вокруг себя. Его первое впечатление было о косяке дохлой рыбы на берегу; слоновая кость бледная, рассеянная, случайная и совершенно безжизненная. Трупы лежали на траве и среди деревьев и кустов, одни с головами, другие без, у других с вспоротыми животами или удаленными гениталиями. С каждого трупа сняли все, что имело какую-либо ценность, но то немногое, что осталось, говорило ему, что это были римские солдаты, вспомогательные войска или легионеры. Он с трудом поднялся на ноги, и его вырвало тонкой струйкой желтой желчи. на мгновение ошеломлен грандиозностью того, что его окружало. Но долг и солдатский инстинкт выживания подсказывали ему, что он должен попытаться разобраться в этом.

Поначалу его смущало расположение тел – сотен, а то и тысяч. Однако по мере того, как он шел дальше, он начал различать закономерность. Они шли на юг, что делало их частью Девятого легиона, а отсутствие обоза говорило о том, что они шли налегке и торопились. Он попытался представить порядок марша: конные разведчики выстроились впереди, фланговые караулы сбоку, легионеры плетутся в авангарде колонны, вспомогательные войска поедают пыль сзади, а кавалерия – должна была быть кавалерия, сопровождающая силы такого размера – готова отреагировать на любую атаку. Однако все их предосторожности оказались бесполезными, когда их командир провел их через эту широкую лесистую долину.