— Гнев Андрасты. — Молодой человек прошептал эти слова про себя, словно это была молитва, прежде чем осторожно, не оглядываясь, спуститься к пляжу.

В чем заключалась гибель Спарты и Афин, как не в том, что, как бы они не были сильны в войне, затем они отвергли от себя, тех, кого завоевали?

Клавдий, император Рима, 48 г. н.э.

Долина Северн, земли Силуров, сентябрь 59 г. н.э.

Неужели прошло всего десять минут?  Гай Валерий Верренс стиснул зубы, скрывая улыбку, и его глаза встретились с глазами противника, но если в них и читалось какое-либо послание, то оно не соответствовало тому, что он хотел увидеть: этот ублюдок насмехается над ним. Он тяжело дышал, вдыхая ноздрями резкий сосновый запах свежесрубленного пня, на который опирался его правый локоть. В то же время он почувствовал, как напряжение, разрывавшее большой мускул на его плече, немного ослабло. Он направил импульс облегчения вверх по предплечью и вдоль внутренней стороны запястья к пальцам правой руки. Увеличение силы, должно быть, было еле заметным – он едва ощутил это сам, – но он обратил внимание на легкое движение бровей Креспо, когда они дернулись, и понял, что центурион тоже это почувствовал. Локоть противника располагался точно слева от его собственного, а рука, которая сжимала его руку была мозолистой, и у нее была гибкость строительного кирпича. Пальцы, похожие на когти, сжались с силой, способной сломать кость, но он устоял перед искушением принять вызов. Вместо этого он направил всю свою силу на то, чтобы сдвинуть кулак Креспо влево; любого движение, даже на волосок, было бы достаточно. Пока что Креспо не уступал даже этому. Но, и он тоже. Эта мысль заставила его усмехнуться, и толпа легионеров, окружившая пень, приветствовала знак доверия. Борьба на руках был излюбленным занятием в Первой когорте Двадцатого легиона. Все, что для этого требовалось, это плоская поверхность и место, чтобы присесть. Иногда они боролись ради удовольствия. Иногда на азартный интерес. А иногда только потому, что они ненавидели друг друга до глубины души.

Когорта шесть дней находилась во временном лагере с подветренной стороны силурского городища. Когда две недели назад кавалерийский патруль не вернулся, легат незамедлительно отреагировал. Возмездие в силе. Три тысячи человек – пять когорт легионеров и смешанное подразделение вспомогательной пехоты и конницы из Галлии и Фракии – двинулись за своими знаменами вниз по реке Северн, а затем на запад, в суровую гористую местность за ней. Они нашли головы, двадцать из них, все еще в шлемах, как указатели на тропе. Несколько несчастных кельтских крестьян, подобранных по пути и подвергнутых допросу, привели их сюда. Пять из этих шести дней ушло на то, чтобы вырыть ров и вал вокруг основания скалистого холма, который теперь полностью изолировал жителей крепости как от помощи, так и от бегства.

Валерий сосредоточился на своей правой руке, пытаясь вложить в нее больше силы. Под коротким рукавом его туники вздулись массивные мускулы, словно пытаясь вырваться из-под кожи, и под загорелой кожей виднелись извивающиеся змеи темных вен. Бицепс раздулся до размеров маленькой дыни и сравнялся с размером мускула Креспо, которого считали самым сильным человеком в когорте. Его предплечье было широким, сужающимся к запястью, где сухожилия торчали, словно корни деревьев, а запястье было крепко связано с запястьем Креспо лоскутом из красной ткани, так что ни один из мужчин не мог сдвинуть хватку и победить обманным путем. Но он знал, что Креспо попытается, потому что тот был мошенником, лжецом и вором. Но он также был  и старшим центурионом, что делало его неприкасаемым. Почти.

Он обнаружил, что Креспо избивает одного из новобранцев, молодого Квинта из Равенны, сучковатой виноградной палкой – витисом –, которую он носил как традиционный знак своего звания. Каждый центурион дисциплинировал своих людей, потому что именно дисциплина делала легион легионом. Но Креспо перепутал дисциплину с жестокостью, а может быть, он просто наслаждался жестокостью ради нее самой, потому что избил Квинта до полусмерти. Когда Валерий приказал ему остановиться, Креспо оглядел его с ног до головы своими невыразительными ледяными глазами. У этих двух мужчин была своего рода история, но она была скорее животной настороженностью, чем физической враждебностью. В первый раз они встретились, как две собаки, сошедшиеся на узкой тропинке: вздымание шерсти, оценка сил и слабостей, быстрое обнюхивание и движение вперед; ушел, но далеко не забыт.