Когда они подошли к укрытию деревьев, Валерий увидел, что лес гораздо менее густой, чем кажется снаружи, и, когда они углубились, он понял, что, то, что он считал диким лесом, тщательно обрабатывалось на протяжении поколений. Промежутки между деревьями показывали, где были заготовлены разные виды древесины. Дуб для сруба домов и изготовления щитов; ясень, собранный для изготовления длинных копий, которыми так эффективно владели бритты; граб, тис и конский каштан. У всего было свое применение. Каждая поляна быстро заполнялась колючим кустарником и колючками, которые служили идеальным укрытием для куропаток и вальдшнепов, оленей и диких быков. И для гигантского кабана, который совершил набег на поля Лукулла.

К этому времени собаки постоянно шли по следу и бросались с поводков, почти задыхаясь в своем рвении добраться до своей добычи. Лукулл, должно быть, был сильнее, чем казался, иначе он бы никогда не удержал их. Это были массивные звери, черно-подпалые на боках, высотой до человеческого живота, с глубокой, мощной грудью, большими головами и пастью, полной устрашающих зубов. Глаза бритта встретились с глазами Валерия, и он усмехнулся, возбуждение момента было таким же яростным внутри него, как и у римлянина.

Лесничий двинулся впереди них, и они замерли, когда он остановился перед большим колючим кустарником, раскинувшимся широким полумесяцем перед ними. Валерий готов был поклясться, что человек понюхал воздух и показал пальцем, как одна из его собак, прежде чем помахать им и быстро заговорить с Валерием на его родном языке.

— Он говорит, что тебе следует идти туда, — перевел Лукулл и указал на место справа, шагах в пятнадцати от кустов. — Он советует тебе держать копье низко. У тебя будет только один шанс, прежде чем он нападет на тебя. Пусть Таранис поможет тебе, а Меркурий ускорит твою руку.

Валерий кивнул, когда Лукулл и лесничий удалились с собаками, оставив его одного. Он почувствовал трепет в груди. Не страх, подумал он, просто немного нервов, а нервы дают человеку преимущество, если он умеет их контролировать. Это был критический момент в любой охоте. Момент, когда все стало ясно и существовали только охотник и добыча, и ничего между ними. Он низко пригнулся и держал копье перед собой, его левая рука была далеко впереди на ясеневом древке, а правая была прижата к телу, чтобы обеспечить устойчивый, прямой удар. Пока он ждал, он смотрел на кусты перед собой, на сплошную стену опасной зелени. Откуда бы это могло взяться? Конечно, Лукулл уже должен был спустить собак. Он проклинал собственное нетерпение. Жди. Будь готов. Туманный дождь прекратился, но его руки были влажными, и он молился, чтобы его хватка не ослабла в решающий момент. Где были собаки? Он взглянул налево, и в тот же миг тишину разорвала какофония лая, рычания и неземных визгов. Зеленая стена перед ним взорвалась, когда что-то огромное вырвалось из подлеска. Его сердце, казалось, остановилось. Он был огромен – он видел быков поменьше – черная немезида с горящими красными глазами и грозными изогнутыми шестидюймовыми бивнями, уже окровавленный в битве с собаками, которые теперь хватали его за бока. Пока он наблюдал, кабан почти небрежно качнул головой, и одна из гончих была отброшена, воя, с ужасной раной в боку и внутренностями, торчащими наружу. Он узнал момент, когда вепрь осознал его присутствие; тонкое изменение направления. Он летел невероятно быстро, его короткие ноги расплывались, когда он пересекал землю между ними. Низко. Он опустился на одно колено и воткнул острие копья в землю позади себя, держа острие прямо на грудину животного. Но был ли он достаточно низко? Массивная морда была почти на уровне груди, и он был достаточно близко, чтобы разглядеть длинный гребень торчащих, похожих на перья черных волос вдоль хребта и старые шрамы на массивных плечах от прошлых столкновений с собаками. У него не было времени изменить угол копья, он мог только держать и молиться. Его губил размер вепря. Он был настолько огромен, что, когда железный наконечник копья скользнул прямо под подбородок животного, собственная инерция животного толкнула его глубоко в грудную полость, пробив кости и мышцы и нанеся смертельную рану огромному сердцу. Валерий приготовился к удару, но все же сила удара поразила его. Она прошла вдоль копья и почти катапультировала его от древка. Его трясло, как лист в грозу, бросало из стороны в сторону, пока ему не показалось, что у него сломается шея. Инстинкт подсказывал ему, что удар был верным, но вепрь отказывался умирать. Красные глаза все еще горели, пока он дюйм за дюймом продвигался вверх по ясеневому древку, вонзая лезвие все глубже в свое тело, пока оно не остановилось на крестовине. Но даже тогда он продолжал драться, нанося удары направо и налево, так что Валерий боялся, что потеряет хватку. Наконец из разинутой пасти хлынула яркая кровь, и вепрь страшно вздрогнул и замер.

Валерий, тяжело дыша, навалился на копье. Он вознес безмолвную молитву Юпитеру и Минерве и заставил себя перестать дрожать. Возбуждение от убийства придет позже, но сейчас было только знакомое, сухое во рту последствие выживания. Оставшаяся собака спасла его. Он прервался, обнюхивая огромную тушу, и внезапно предостерегающе зарычал.