Без предупреждения тон смягчился. — Ты неплохой солдат, Валерий; однажды ты можешь стать очень хорошим. Твой отец попросил меня взять тебя в свой штаб, чтобы ты получил военный опыт, необходимый для карьеры в политике, и я выполнил свое обязательство, потому что наши семьи голосуют плечом к плечу на Марсовом поле уже десять поколений. Но единственное, чему я научился за время, проведенное вместе, это то, что ты не политик. Лесть и лицемерие не в твоей природе, равно как и естественное желание выслужиться. Тебе не хватает истинного честолюбия, что очень важно, и ты честен. Если ты пойдешь по пути политики, ты потерпишь неудачу. Я уже пытался сказать об этом твоему отцу, но, возможно, я был слишком тонким, потому что он все еще желает когда-нибудь увидеть тебя в сенате. Сколько тебе лет? Двадцать два? Двадцать три? Должность квестора через три года на какой-то куче навоза в пустыне. Двенадцать месяцев, потраченных на то, чтобы помешать жадному губернатору или проконсулу разрушить его провинцию и ее жителей. — Валерий был настолько удивлен, что позволил своим глазам опуститься и встретиться со взглядом легата. — О да, трибун, я был там. Считая каждый сестерций и задыхаясь от жадности человека, затем пересчитывая их снова, просто чтобы убедиться, что он не украл еще несколько. А после этого? Год в Риме, возможно, с назначением, возможно, нет. Вот тогда и решится твое будущее, и к тому времени оно будет в твоих руках.

Валерий мог видеть двух помощников, все еще смотрящих на модель на столе с песком и пытающихся сделать вид, что не слушают. Легат проследил за его взглядом.

— Оставьте нас. — Двое мужчин отдали честь и поспешно направились к двери.

— Пойдем. — Валерий последовал за своим командиром по грязному полу к песчаному столу. — Настанет день, Валерий, когда твои солдаты станут просто монетами, которые можно будет потратить. Что ты будешь делать тогда, когда узнаешь, что должен отправить их в бездну? Правда в том, что они ищут не твоей дружбы, а твоего руководства. Здесь. — Он указал на песчаный стол, на котором была идеальная миниатюрная копия холма и крепости бриттов.

— Господин?

— Пора с этим покончить.

Силурский вождь посмотрел вниз с деревянных валов на симметричные линии римского лагеря и подавил незнакомую панику. Он был озадачен и, да, напуган. Не за себя или за стремительных воинов, которые навлекли на него это, а за людей, которые пришли в это место в поисках убежища, но вместо этого столкнулись с уничтожением. В стенах крепости стояло, наверное, сто пятьдесят крытых соломой круглых домов, сгруппированных с подветренной стороны крепостных валов или вокруг небольшого храма в центре комплекса, посвященного богу Тевтату. Жители возделывали поля в окрестностях, охотились и ловили рыбу, а излишки продавали менее удачливым общинам, владыкой которых он также был, в крутых холмах на западе. Обычно крепость вмещала в себя менее пятисот человек – сегодня же она содержала всех воинов, которых он мог собрать, и еще тысячу беженцев, которые боролись за место среди хижин и добывали воду из единственного колодца.

Засада на римский кавалерийский патруль была устроена по приказу короля силуров, который, в свою очередь, получил «указания» от своего друида, который, без сомнения, получил такой же приказ от лидеров своей секты в далекой Моне. Он был против, но как он, скромный пограничный вождь, мог отказать своему королю? В любом случае его молодые воины стремились испытать свою храбрость против врага, который маршировал по их холмам и долинам, как если бы они были их хозяевами. Но король был далеко от солдат, которые теперь угрожали его крепости. Одно племя почувствует силу мести римлян, и это будет оно.

Он всегда намеревался сражаться; его честь и авторитет зависели от этого. Но изначально он намеревался драться и бежать. Это был не первый раз, когда он видел, как римский легион готовится к битве. Десять лет назад, в долине, не более чем в трех днях пути, он стоял с военачальником катувеллаунов Каратаком, когда длинная цепь ярко раскрашенных щитов пересекла реку и последний великий союз британских племен разбился о них, как волна разбивается о скалистый берег. Он знал, на что были способны римляне. Его замешательство началось, когда легионеры начали копать, и к тому времени, когда он понял почему, его возможность бежать исчезла. Теперь его люди были в крепости внутри крепости. В ловушке. Но недоумение превратилось в страх только тогда, когда посыльные, которых он послал, чтобы спросить об условиях и предложить заложников, не вернулись. Такие предложения всегда принимались в прошлом. Причина, по которой этого не произошло, стала ясна, когда начальник засады объяснил судьбу римской вспомогательной кавалерии, и еще яснее, когда головы двух его посланников были отброшены назад римской катапультой.

— Отец? — Сначала он не услышал мелодичный пронзительный крик, потому что ему нужна была каждая капля мужества, и он знал, что даже взгляд на нее ослабит его решимость. — Пожалуйста, отец. — Он наконец повернулся. Гильда стояла рядом с матерью: наполовину ребенок, наполовину женщина, с влажными, как у лани, глазами под неопрятной челкой цвета воронова крыла. На мгновение их объединенная красота отбросила мрачную тень, окутавшую его разум. Но только на мгновение. При мысли о том, что может случиться с ними в следующие несколько часов, у него ком застрял в горле, и он едва узнавал собственный голос.