Ночи Люба ждала с трепетом, чувствуя себя чуть ли не невестой сразу после свадьбы. Было неясно, станет ли эта ночь продолжением свидания, или они с Эдиком лягут спать, как обычно – на разных краях кровати, закутавшись в отдельные пододеяльники. На всякий случай после душа переоделась в светлый пеньюар, обнаруженный на кровати прошлым вечером. И, похоже, сделала правильный выбор.

Эдик из душа вышел без одежды. Лишь полотенце было обернуто вокруг бедер. Подошел к Любе вплотную. Она не отстранилась. Одной рукой он обхватил ее за талию, другой поправил локон, упавший на лицо. Запустил ладонь в ее волосы и наклонился, прильнув к губам.

Сначала целовал нежно, но чувственно, будто дегустируя. Постепенно поцелуй становился все более дерзким и откровенным. Наглый язык проникал все глубже, и Люба сама не заметила, как ее язычок скользнул ему навстречу. Ноги сделались ватными, сознание куда-то отлучилось, передав контроль над телом женщины более опытному любовнику.

Люба не помнила, как оказалась на кровати и без одежды, как Эдик полностью овладел ею. В себя ее привел собственный вскрик, когда тело самопроизвольно выгнулось, будто застигнутое врасплох, и ее накрыло горячей сладкой волной. Она вскинула руку и закусила кожу, чтобы громкие звуки не напугали детей, спящих в соседних комнатах. Но Эдик властно оторвал ее руку от губ и придавил к подушке.

– Не сдерживайся, кричи, – приказал хрипло. – Я хочу слышать. – И задвигался снова, постепенно ускоряясь.

И Люба послушалась. Иного было не дано: Любино тело сейчас ей не принадлежало, оно подчинялось только Эдику, плавясь и извиваясь под ним, как будто он был волшебником, кукловодом, мастером, а оно – податливым материалом, из которого он лепил негу, желание, страсть, томление, наслаждение.

Не Эдик лишил Любу девственности, но именно он стал первым мужчиной, с которым она испытала радость плотской любви в полной мере.

Был ли он техничен, как, по словам Риты, о нем говорили другие женщины? Об этом Люба судить не могла – не хватало опыта. Но с роботом Эдика сравнить нельзя было точно. Он горел, плавился и летал вместе с нею – в этом Люба не сомневалась, это она чувствовала всем своим телом и чем-то еще: наверное, душою, потому что разум ее в это время находился в отключке.

Проснулась Люба одна. Комната была залита солнечным светом. Похоже, сегодня Люба нежилась в постели дольше обычного. И Эдик не разбудил, пожалел. Он и раньше относился к ней не совсем как к наемному работнику, не заставлял подниматься чуть свет, чтобы сделать ему завтрак, не контролировал, как она вообще справляется со своими обязанностями по уборке, содержанию в порядке его одежды. Даже гладил свои вещи он, кажется, сам. Теперь же, наверное, он станет вообще лояльным, ведь их отношения вышли за грань служебных. Тело еще помнило его ласки, сладко ныло внутри, а голова при воспоминаниях о вчерашнем вечере начинала кружиться.

Люба улыбнулась своим мыслям и потянулась за телефоном – уточнить время. На экране висело сообщение о непрочитанных сообщениях. Открыв его, Люба замерла. Сообщение было не от Нади, как она подумала сначала, а из банка. Оно оповещало о том, что Эдуард Борисович К. перевел ей 100 тысяч рублей. Денежный перевод имел указание: «Моральная компенсация, неустойка».

Люба не сразу осознала смысл приписки, а когда поняла, что с ней расплатились за нарушение условий контракта, выронила телефон. Дыхание резко перехватило, в горле застрял ком. Но слез не было. Казалось, они высыхали, не успевая выступить на глазах. Потому что женщину сжигали стыд и ярость. Она-то, дура, вообразила себе, что Князев в нее влюбился, воспылал романтическими чувствами, а он просто вскружил ей голову, чтобы было проще склонить к интиму и удовлетворить свою похоть. Получил свое – и расплатился с ней, как с продажной девкой! Вот как он на самом деле к ней относится. А на что она рассчитывала? Разве пару дней назад он не выдал истинное отношение к ней, когда пьяным приставал, обещая доплатить? С чего она взяла, что за два дня что-то могло измениться? Он ее даже не обманывал, не говорил о любви, не обещал верности. Она сама себя обманула!

Но злилась Люба не только на себя. Откровенно говоря, злилась она, прежде всего, на Князева. В бешенстве была от гнева на него! Как он мог к ней так относиться? Она даже призналась ему накануне, что в жизни у нее был лишь один мужчина. Как после этого можно было и дальше думать, что она может торговать своим телом? Он ее просто раздавил своим презрением, унизил, втоптал в грязь!