Иван опрокинул её на матрас, ни слова не говоря, скользнул рукой под юбку, словно намечая границы своих владений, задрал ткань, обнажая ноги, нагло и пошло ухмыльнулся, заметив, что белья на неё нет. Дарья призывно улыбнулась — понимала, куда лезут и зачем, для чего же лишние преграды? Не ожидала, что голова его так быстро окажется между её ног. Горячий язык скользнул по сомкнутым складкам, сразу напористо, по-хозяйски, руками раздвинул нижние губы, потрогал, помял пальцами, отмечая то, как ведьма реагирует. Снова облизал, несколько раз щелкая по клитору, потом всосал его аккуратно, зная, что у Дашки там очень чувствительно и легко причинить боль. Боль пока в его планы не входила. Потом, позже и по-другому. Помнил он, как завелась она от его шлепков, и как приятно было драть её, когда попочка алела от следов ударов. Хорошо! Хорошо было с ней. Вкусно, смачно. Текла Дарья обильно, его это заводило — еще бы не завестись тут, когда такая бабёнка ебабельная тебя хочет, раскрывается перед тобой вся. У него глаз туманился каждый раз, когда Дарья просто ноги перед ним разводила. Покорно, но вместе с тем властно. Вот так, двойственно. Готова была отдаться в его руки, но и взять то, что он ей даёт. Язык ввинтился в лоно, раз, другой, голова Дарьюшки по подушке металась, хотелось бедра сжать, усилить то тягучее, тянущее, что собиралось сейчас внизу живота. В секундах от оргазма. Продлить, протянуть, застонать надсадно и взорваться прямо ему в рот, спину выгибая. Но кончить от языка Иван ей не дал. Это в его планы не входило. Поднялся, нагло ухмыляясь, рот вытер тыльной стороной ладони. Царь, настоящий, властелин её тела. Такой, о котором мечтала. О котором каждая девчонка, женщина, баба мечтает. Чтобы взял вот так, нахрапом, и всё. Присвоил. Застолбил. Заклеймил. В капкан страсти словил.

Застонала ведьма, когда почувствовала на влажной промежности горячий, упругий, тяжелый ствол, головка поелозила, заводя сильнее, заставляя тело выгибаться, дрожать в предвкушении…

— Ваня… Ванечка! Ива-ан!

— Громче кричи, давай, пусть все услышат, еще громче! Хочу! Чтобы все знали, что моя, что я с тобой тут делаю!

Ей и хотелось, во всё горло орать, потому что хорошо было. Смачно.

Всё хлюпало внизу, всё размякло, сочилось страстью.

— А-а-а! — он вставил сразу до упора, резко, на всю длину размотал, задержался, наклоняясь, впиваясь глазами сначала, а потом и ртом.

— Моя, ведьма, моя…

— Твоя!

— Сучка!

— Твоя!

— Зацепила!

— Да!

— Обвела, приворожила, приманила на прелести свои. Огонь-баба.

Говорил, грудь в лапище своей огромной сжимая.

Дарья подумала, ведь городской же вроде, бизнесмен, отельер, в жизни же толком руками ничего не делал явно, но ведь мужик! И руки мужицкие — большие, разлапистые, загребущие. Одной ладонью под попу охватил, приподнимая, к себе ближе прижал, насадил, выдохнул.

— Горячая, течешь как, хочешь меня?

— Хочу, Ванечка, хочу.

— Давай, сучка, покричи для меня, давай.

Он толкался мощно, выпуская воздух сквозь зубы, как заведенный врубался, она не знала как долго, вроде бы только-только начали, а уже летит она высоко, кричит, распадаясь на крохотные горошинки кайфа, и он вслед за ней. В неё, глаза закрыв изливается жадно.

А потом накрывает, не вынимая, потому что стержень его нефритовый так и не опадает.

— Роди мне сына, мать, а? А лучше трех.

— Сыновей?

— Хрен знает, можно и девчоночку одну. Но сразу чтобы трое. Это же кайф какой.

Кайф, ага…

Дашка представила себя с невъебическим животом, раздутую как жабу на болоте. Нет уж! Ну уж не-ет!

Или — да?

А чего? Ну, даже если после этого Ванечка решит, что она ему не подходит, всегда же можно на него вялость наслать? Только спросить у тётки — как.

Об этом Дарья думала после третьего оргазма, вырубаясь на плече любимого Царя, обнимая его, и уложив ладошку на член — охраняя от всякой нечисти своё богатство.

А утром… петух кричал три раза. И четвертый.

Не к добру это, подумала Дарья и почти сразу услышала весёлое:

— Дуся, родная, я вернулся!

Блядь… вот тебя только не хватало!

— Это что еще за Кощей Бессмертный?

— Скорее, Лихо одноглазое, — пробормотала Дашка, подглядывая на улицу сквозь щель в стене сеновала.

Еёйный бывший супружник и впрямь был одноглазым!

Вернее, с черной повязкой на одном глазу. При этом на благородного пирата ни хрена не похож, а вот на мудака сказочного — очень даже.

— Дуся! Дусенька!

— Дуся — это кто? — аккуратно поинтересовался у Дарьи Царёв. Она, конечно, могла сказать, что ней сие неведомо. Но лучше было не лгать, а совместными усилиями спровадить бывшего, причём так, чтобы забыл он по каким таким неведомым дорожкам он сюда добрался.

— Дуся! Ты дома?

Ведь не уймется же, зараза, и не свалит просто так. Козлина.

Дарья вздохнула.

— Бывший что ли? — ухмыльнулся недобро Иван.

— Что б у него повылазило, — чертыхнулась Даша и дёрнулась, было, в сторону двери, но царевич удержал.