Большая такая софа из угла столовой.

Эта мысль единственное, что успеваю осознать, прежде чем мир снова замедляется от адреналинового всплеска. И я вижу, как стремительной тенью передо мной возникает Санаду.

Один удар его руки, почти небрежный с виду – и софа разлетается на щепки, хлопья набивки и куски плотного узорного шёлка.

Фрагменты разлетаются по столовой, с цокотом и шелестом обрушиваются на паркет. Но это я отмечаю краем сознания, потому что смотрю в глаза Санаду. Чёрные, как бездонные колодцы. Очень яркие на мертвенно-бледном лице.

Не знаю, сколько длится это кажущееся бесконечным мгновение, но постепенно приходит осознание, что Санаду тоже сейчас в сорочке и халате, босой.

А ещё в столовой есть кто-то ещё. Кто-то тяжело дышащий.

С трудом оторвав взгляд от Санаду, оглядываюсь по сторонам. Стол сломан.

И стулья переломаны об стены.

А бутылок от алкоголя в обозримом пространстве лишь одна.

Наклоняюсь вбок, чтобы посмотреть, кто сопит в углу, из которого прилетела софа.

Там, согнувшись и опираясь ладонью на стену, стоит некто громадный, из медведеоборотней. Тёмные вьющиеся пряди закрывают лицо. Вроде бы это Дарион.

Санаду шагает в сторону, прикрывая его собой, что возможно лишь благодаря тому, что столовая большая, а гигант полусогнут.

– Вы что-то хотели? – мягко уточняет Санаду.

– М-Марка Аврелия не видели? – тихо спрашиваю я.

– Нет, – так же тихо отвечает Санаду. – Мы его сегодня не приглашали.

Он передёргивает плечами, сбрасывая с них светлые ошмётки набивки.

– А почему вы телекинезом софу не остановили? – едва слышно спрашиваю я. – Так бы она была целее.

– Не подумал, – натянуто улыбается Санаду и оглядывается. – Вот видишь, из-за тебя меня теперь студентка отчитывает. В навыках моих сомневается!

– Прости, – сипит в ответ медведеоборотень голосом, совершенно не похожим на сильный Дарионовский.

И всё же когда он выпрямляется и убирает с лица пряди, это оказывается Дарион.

– Хм, – Санаду переводит взгляд с него на меня и обратно. – Вижу, общество юных дев благотворно на тебя действует… А давайте вместе кутить и веселиться? Только, чур, не у меня: мне дороги мои интерьеры. Как память. Ну и в целом у Эдди каждый раз предынфарктное состояние от моих счетов за ремонты, давайте не будем делать из него первого вампира, пострадавшего от сердечного приступа.

– Санаду, – почти рычит Дарион.

– Завтра рабочий день, – я складываю руки на груди. – Вашей невыносимо долгой рабочей недели… И вы точно Марка Аврелия не видели?

– Ой, Клео, он где-нибудь спит. Может, со своим большим другом. А если тебе так надоела длинная неделя, хочешь, я тебе завтра выходной устрою? – последнее Санаду произносит тоном истинного соблазнителя.

– В любом случае или только если я сейчас с вами пойду?

– Санаду, – недовольно повторяет Дарион. – Это приличная девушка.

– Вот именно потому, что она приличная, я и предлагаю взять её с собой. Для индикатора и культурного поведения.

Дарион смотрит на него исподлобья. Готова поспорить, ему не хочется вести себя культурно. Состояние столовой об этом просто вопит.

А Санаду поворачивается ко мне и молитвенно складывает руки:

– Клео, пойдём с нами, прошу, а то он меня в бордель затаскивать будет!

Осознав смысл просьбы, я скептически заламываю бровь.

Глава 5

– У вас настолько плохие бордели, что мне надо вас спасать?

– Нормальные у нас бордели, – бурчит Дарион.

– Да-да, это я по твоему настроению и состоянию гостиной сейчас особо оценил, – отмахивается от него Санаду и жалостливо смотрит на меня: – Клео, где твоя женская… – он взмахивает рукой. – Ты что, в бордель меня отправляешь?

– Нет, даже не предлагаю, – насмешливо отзываюсь я, – но не понимаю, что в них такого ужасного, что я вас должна спасать.

– Там женщины, – округляет глаза Санаду, – развратные женщины, которые начнут хватать меня за неприличные места и склонять к… всякому.

Подобное заявление от мужчины должно звучать странно, но Санаду говорит это так, что я чуть не пополам складываюсь от смеха, а он ещё театрально ворчит:

– У вас нет сердца! Меня и в бордель! И ещё смеётесь.

Почему-то в этот момент я действительно не представляю его в борделе, точнее, представляю – убегающим от жриц любви. И меня окончательно валит смех. Приходиться даже на дверь опереться.

– И что же вас так развеселило, моя дорогая Клео?

– Представила, как вы резво уноситесь от развратных женщин. Дарион прыскает, и выражение его лица чуть смягчается.

– Вы ведь знаете, что я очень быстрый? – Санаду изображает обиду. – Я бы убежал прежде, чем это стало бы смешно.

– Мне кажется, – сквозь смех выдавливаю я. – Вы бы бегали намеренно медленно, чтобы было смешно и эффектно.

У Санаду дёргаются уголки губ, он грозит мне пальцем: