Перехватив папку другой рукой, Санаду достаёт из неё листок с надписями и выкладывает передо мной. Замирает, касаясь стола длинными пальцами. Тускло вспыхивает вырезанный в тёмном камне силуэт дерева в окружении ленты с какими-то выпуклостями… О, похоже, это печатка, и в ленте вырезаны буквы. Обычными средствами такую тонкую работу в камне вряд ли удастся повторить, наверняка это магическое произведение искусства.

– В верхнем левом углу надо указать имя, – Санаду как-то чувственно проводит пальцем по тёмной тонкой линии, обозначающей место для подписи. – Если не знаете ответ, можете написать свои предположения по заданному вопросу.

Санаду говорит очень мягко, бархатно. Смотрит прямо на меня – до мурашек. Блин, да таким голосом и взглядом совращать надо, а не о контрольной работе рассказывать.

– Понятно? – уголки губ Санаду едва уловимо вздрагивают.

– Да, – подтверждаю я. Сглатываю, чтобы чуть опомниться и выкинуть всякое лишнее из головы. – А вы всё так подробно и Марку Антонию объясните?

– Марку Антонию? – переспрашивает Санаду, переводя посерьёзневший взгляд на огромную белку.

Судя по звуку, Антоний ещё возится с устройством хвоста под столом.

Санаду снова заглядывает мне в лицо:

– Вы его так назвали?

– Вы, – улыбаюсь в ответ. – Вы так хотели белку Марка Антония, вот он и появился.

– Я хотел что-то поминиатюрнее, – хмыкает Санаду. – Но и такой вариант устроит.

Проходя к следующему столу, Санаду касается моего плеча.

– Помните, – он смотрит сверху вниз, мягко улыбается, – эта проверка для вас не на оценку.

– А если я справлюсь на хорошую оценку? – уточняю я.

– Значит, поставлю хорошую оценку, – усмехается Санаду.

Дальше он останавливается рядом с Антонием, выкладывает перед ним листок и спокойно просит:

– Только наугад не тыкай. Если поймёшь о чём речь – пиши. Нет – ставь прочерк.

Перешагнув кончик пушистого хвоста, Санаду спускается вниз, встаёт перед кафедрой и вытягивает из папки очередной листок.

– Бэксил.

Бэксил сжимает кулаки, хмурится – и лист выскакивает из пальцев Санаду, устремляется к ней. Бэксил ловит его руками и кладёт перед собой.

Санаду достаёт следующий лист:

– Райан.

Мгновение спустя бумажка улетает вихрастому пареньку на первом ряду.

– Яслена.

Её лист отправляется к ней рывками и в какой-то миг едва не касается пола. Яслена аж зеленеет от натуги. Получив контрольную, она поджимает дрожащие губы.

Но Санаду на это внимание не обращает, выставляет следующий лист:

– Никалаэда. Только жирными пальцами не залапай, пожалуйста.

Да-да, я знаю о твоих пирожках.

Похоже, это тестирование не только на знание теории, но и на владение телекинезом. Теперь понятно, почему Санаду ко мне и

Антонию лично подошёл: мы просто не могли притянуть листы с заданием.

Поняв это, я сосредотачиваюсь на задании, отстраняюсь от произносимых имён и шелеста бумаг.

Первый же вопрос заставляет вспомнить, что первый учебник по менталистике – этика:

«Имеет ли менталист право считывать воспоминания окружающих его существ, не позаботившихся о своей ментальной защите?»

Нет, нет и ещё раз нет. Этическая составляющая вообще самая простая в обучении менталистике: ничего нельзя, а даже если можно – то лучше не делать. Утрирую, конечно, но недалеко от истины.

И первые десять вопросов посвящены этой этической составляющей. Закончив с ними, поднимаю взгляд: Санаду стоит, прислонившись к кафедре, и смотрит на меня, весь такой потрясающе эффектный.

Кошусь по сторонам: парни пишут. Бэксил бросает на Санаду взгляд украдкой и, вздохнув, продолжает писать. И не одна она такая, хотя вздыхают не все. Осторожно оглядываюсь: Яслена смотрит на Санаду задумчиво-мечтательно и покусывает кончик пера. Можно бы подумать, что она об ответе на вопросы размышляет, но лицо слишком мечтательное, да и румянец на щеках наводит на определённые мысли. Эх, зря она: занят Санаду.

И я, подперев пальцами висок, принимаюсь за следующую порцию вопросов – о влиянии эмоционального фона на работу менталиста. Тут тоже просто: чем спокойнее менталист, тем он эффективнее. Это, мне кажется, универсально.

Закончив с этими вопросами, переворачиваю страницу. Взгляд случайно поднимается на Санаду. Он так и стоит перед кафедрой, смотрит на меня. Задумчиво так. И немного одухотворённо. Мне кажется, он так на Антония должен смотреть – всё же он у нас загадочная, требующая изучения иномирная сущность.

Но Санаду виднее, чем на своих лекциях заниматься, так что я приступаю к следующей части вопросов.

И здесь уже не теория, а внезапно почти математические, хоть и довольно условные, расчёты о приложении сил в зависимости от известных свойств своего источника и расы объекта воздействия. Оказывается, в расчёте учитываются показатели анализирующей сферы, и у каждого вида свой выравнивающий коэффициент, приводящий эти показатели к общему знаменателю.