Так, что же, Платино из той далёкой страны? Однако как же она здесь оказалась? Предположение о похищении её работорговцами не объясняет наличия у девушки этих необыкновенных вещей. Быть может, она путешествовала вместе с купеческим караваном? Вот только монахиня точно знала, что иноземцам запрещено покидать специально отведённые для торговли с ними города. О Вечное небо, вдруг её выкрали не как диковинную игрушку для богатого сластолюбца, а как искусную врачевательницу. Поэтому воры и прихватили её лекарства и инструменты. Однако выглядит Платино уж слишком молодо для лекаря.

Пока женщина терялась в догадках, спутница потрясла склянку, растворив белый порошок, наполнила полученным составом шприц и, зажав его в руках, воткнула себе в ногу!

Монахиня закричала от страха и неожиданности, а девушка, как подрубленная, рухнула на земляной пол.

Чувство долга помогло Сабуро справиться с растерянностью. Подскочив к неподвижному телу, она первым делом взялась за запястье девушки. Пульс прослушивался с трудом, кожа казалась неестественно сухой и горячей, а пересохшие губы вновь покрылись нехорошего вида коркой.

Женщина с трудом разжала её сведённые судорогой пальцы и попыталась вытащить шприц. Тот вышел очень легко, а вот пробившая плотную ткань иголка так и осталась торчать в ноге.

Пару секунд монахиня с недоумение рассматривала украшенный знаками и чёрточками цилиндрик, не понимая, из чего это сделано? Для стекла материал казался слишком лёгким, почти невесомым, а никаких других столь же прозрачных твёрдых материалов она не знала.

Отложив его в сторону, женщина крепко ухватилась за зелёную головку иглы и, резко рванув, избавила ногу больной от чужеродного металла.

И вновь Сабуро не могла не подивиться искусной работе чужеземных мастеров, даже не представляя, как можно сделать из металла такую тонкую и острую трубочку?

Осторожно, даже с каким-то благоговением положив шприц на раскрытую коробочку, она отодвинула их в сторону, а сама, подхватив спутницу под спину и колени, с трудом взгромоздила её на лежанку.

Не переставая мелко дрожать, девушка свернулась клубочком, подтянув колени к подбородку. Торопливо развязав узел с вещами, монахиня укрыла её сразу двумя меховыми плащами. Она знала, что больная уже вряд ли когда-нибудь сможет согреться, но намеревалась облегчить её страдания, затопив печь.

О запасах хвороста неизвестные хозяева домика позаботились заранее. Вот только, чтобы заставить его загореться, нужна растопка. Лучше всего подойдут щепки от смолистого полена или старая бумага.

Но поскольку у неё нет ни того, ни другого, придётся воспользоваться сухими листьями и мхом. Хвала Вечному небу за то, что дни стоят солнечные.

Попросив спутницу немного подождать, Сабуро захватила миску из высушенной тыквы и покинула домик, аккуратно прикрыв за собой дверь.

То ли случайно, то ли умышленно, но она подошла именно к тому самому дереву, на ветвях которого висела так бросавшаяся в глаза ярко-синяя куртка.

"Это её одежда, - без колебаний решила женщина, проводя ладонью по гладкой, блестящей ткани, чем-то отдалённо напоминавшей толстый шёлк только гораздо грубее. - Никогда не видела ничего подобного. А какие тонкие и ровные швы..."

Вспомнив о дожде, который прошёл четыре дня назад, монашка поняла, почему Платино одета как простолюдин. Видимо, её вещи основательно промокли, и девушке пришлось воспользоваться тем, что она нашла в домике.

Понимая, что нужно торопиться, Сабуро набрала в миску сухих листьев и иголок, нападавших с росшей неподалёку сосёнки.

Повернувшись, чтоб идти назад, женщина увидела, как её спутница, покачиваясь, стоит в дверях, держась за косяк.

Охнув, монахиня поспешила к домику, не забыв куртку и растопку.

Когда она подбежала, девушка уже зашлась в кашле, выплёвывая противного вида сгустки.

Предположив, что у больной всё-таки начался бред, монахиня попыталась взять её за рукав, чтобы отвести обратно, но та отстранилась и, морщась, стала развязывать матерчатый пояс на кафтане.

Глядя, как слабые, дрожащие пальцы беспомощно скользят по затянутому узлу, женщина наклонилась, чтобы помочь, но спутница в раздражении отвела её руку и вдруг расплакалась.

"Стесняется, - предположила монахиня, опираясь на корточки и вцепляясь короткими, аккуратно подстриженными ногтями в плотно перекрученную ткань. - Ей стыдно принимать от меня помощь в таком интимном деле".

От этой мысли Сабуро даже ощутила некоторую симпатию к этой странной девице. Она, конечно, дикарка и ведёт себя соответственно, но, видимо, чувствуя существующие между нами различая, испытывает неловкость, принимая от своей благородной спутницы услуги, которые обычно оказывают простолюдинки.

Платино - чужестранка, и ей простительно не знать, что, принимая постриг, человек навсегда отказывается от своего сословия и посвящает жизнь лишь Вечному небу и служению избранному божеству.

Когда-то у Амадо Сабуро был выбор, но она совершенно сознательно пошла именно в монастырь "Добродетельного послушания", прекрасно зная, какие строгие требования предъявляет богиня милосердия к своим адепткам.

После принесения обета Голи уже никто из её знакомых не посчитает ту помощь, что женщина, рождённая в благородной семье, оказывает хворым и немощным из самых низов общества, чем-то постыдным или недостойным. Теперь это её долг.