На дорогу мы вышли довольно быстро и на мгновенье у меня мелькнула мысль идти в деревню, проситься согреть собаку… Но вдруг это будут те самые люди, которые ее привязали в лесу? И даже если нет — пустят ли меня в тепло? Это ведь не на полчаса и даже не на час. Я повернула к платформе.

Мне повезло, электричка загудела в тот момент, когда я только стояла у расписания и пыталась понять, сколько мне придется ждать. В вагоне мне повезло второй раз — он оказался очень теплым и пустым. Я выбрала сиденье над самой печкой и положила на него шарф, а сверху собаку. Руки ныли. Ничего, пройдут. Я же понимала, что собака тяжелая, хотя и не выглядела очень крупной. Мы проехали две станции и я поняла, что уже согрелась. Я сняла куртку и укутала сверху собаку. И спустя четверть часа она перестала, наконец, дрожать. Ну вот, теперь можно выдохнуть. Собака выживет. Если бы она не согрелась за все два часа дороги, было бы уже сложнее. Я порылась в рюкзаке, но конечно же, не нашла ничего, чем можно было бы обработать ее пораненную морду. Ладно, это может потерпеть до дома. Я гладила ее большой лоб, трогала маленькие уши и надеялась, что она не отморозила их. На лапы и живот я пока предпочитала не смотреть. Конечно, они будут обморожены. Конечно, их придется лечить, и мне еще предстоит понять, как.

Дома мы оказались чуть позднее полудня. Я удивилась, когда это поняла. Мне казалось, что прошел целый день и что мое чувство времени снова подвело меня. Но часы подтвердили, что я не ошиблась.

В доме, в котором ты не прожил сотню лет и в который ты покупал только самое необходимое, трудно найти подходящую вещь, из которой можно сделать гнездо. Так что я просто взяла подушку, обернула ее своим огромным свитером и положила все это рядом с батареей. Рядом поставила тарелку с водой. Еда сейчас для нее не главное, я знала по себе. Мне приходилось замерзать в лесу, правда не связанной и не с завязанным ртом, но свое состояние я помню очень хорошо.

Я положила собаку на подушку. Подумала, не укрыть ли бедного зверя и решила, что пока не нужно. Она снова попыталась подняться, но только слегка изменила свою позу. Из скрюченного колобка она превратилась просто в лежащую собаку.

Я присела рядом с ней. Ее взгляд все еще был мутным. Что ж, если бы она начала лизать мне руки, я бы удивилась больше. Но вот то, что она не может встать, может быть совсем плохим знаком. Я медленно, позвонок за позвонком ощупала позвоночник. Вроде бы все в порядке. Конечно, у моих пальцев пока еще нет нужной врачу чувствительности, я пока не способна понимать происходящее глубоко внутри организма, но повреждения позвоночника вполне могу распознать. Могла бы распознать, если бы они были. Их не было. Я перешла к лапам. У нее были странные лапы — очень аккуратные и в то же время мощные. Красивые, ровные, в меру мускулистые. Видно, она знала лучшие времена и лучших хозяев. Наконец, я рискнула и развернула их подушечками. Да, там все оказалось плохо. Сбитые, в ранах, на когтях почерневшая кровь и комки земли. Земли? Там все было в снегу, а он выпал два дня назад. Значит, собаку привязали так давно? Люди, люди, я не хочу быть вашим другом.

Я вымыла ей лапы в теплой воде, вытерла, снова ощупала подушечки. Нет, кажется, больших обморожений нет. Настолько больших, чтобы прибегать к помощи хирурга. С остальным я справлюсь своими силами. Даже с этими страшными на первый взгляд ранами на морде.

Пользуясь тем, что собака спит и будет спать еще долго, я ушла в аптеку. Аптекарша, пожилая женщина с добрыми измученными глазами (ну, правильно, кто еще согласиться работать в круглосуточной аптеке первого января) с участием посмотрела меня и на мой набор — глюкоза и раствор Рингера, система капельниц, бинты, вата и жидкости для промывания ран. И я отважилась спросить у нее совета.

— Вы не подскажете, чем можно обработать обмороженные раны, чтобы быстрее заживали? — и не зная, зачем, я добавила. — Я собаку нашла… привязанную в лесу.

— С обмороженными лапами?

— И с перевязанной мордой. Там тоже раны.

— Вот смотри, — она сняла с полки флакон. — Пантенол. Пена. Брызгаешь прямо на обмороженные участки. На лапы. А для морды — вот это. — Она положила рядом другой тюбик, — на морду. Если нет инфекции. — Рядом лег третий тюбик. — А это, если инфекция есть… Подожди.

Она вышла куда-то в свою подсобку, благо других посетителей в аптеке не было, и вернулась через пару минут. К моим покупкам добавился еще один тюбик.

— Это норковый вазелин, я тебе просто так отдам, он у нас просроченный, продавать нельзя. Смазывай собаке лапы перед прогулкой. А то они в собачьей обуви не любят обычно гулять. — Она вздохнула. — Я пару лет назад сама с дачи привезла своего… Он к автобусной остановке примерз, бедный. Все хозяев ждал…

Я поняла, что плачу, и еле выговорила:

— Спасибо.

Она вздохнула.

— Это тебе спасибо, дочка. Все больше привязывают, чем спасают.