Синдром Вильямса читать онлайн
— Скажем так, я знала на что обращать внимание, — ответила я и взяла его за руку. — Я хочу тебе рассказать кое-что. Скорее всего, тебе не понравится моя история. Может быть, ты решишь, что у меня не все в порядке с головой. Но я хочу тебя предупредить, что это — чистая правда.
— Умеешь ты интриговать, — Матвей с трудом улыбнулся, но я видела, что он страшно напряжен.
— Мне нужно, чтобы ты пообещал одну вещь.
— Да? Я должен знать, что я обещаю.
— Если ты не сможешь сдержать обещание, то я не буду ничего рассказывать. Это не угроза и не шантаж.
Он улыбнулся и легко сжал мою ладонь.
— Так что же я должен пообещать?
Его темные глаза превратились в бездонную бархатную пропасть, на дне которой не хватало только отражения звезд. Я чувствовала, как ускоряется его пульс и учащается дыхание. И я придвинулась чуть-чуть ближе. Чтобы мне удобнее было работать с ним.
— Что никогда ни при каких условиях ты не скажешь никому, а особенно своим родителям моего имени. И если у тебя есть мои фотографии — ты удалишь их все сегодня вечером. И, само собой, ты не покажешь их родителям. Ты вообще ничего не скажешь им обо мне.
— Да они, скорее всего, вообще о тебе не догадаются. Если ты, конечно, не согласишься выйти за меня замуж!
Я сделала вид, что не услышала последней фразы, хотя по тому, как он ее сказал, я поняла, что он давно держал ее в уме и она просто вырвалась раньше времени.
— Неважно, догадаются они или нет. Важно, чтобы ты пообещал и сдержал свое обещание.
— Значит, замуж ты за меня не выйдешь? — убито спросил он.
— Послушай, Матвей. У тебя есть Люда. У тебя есть родители и вся твоя жизнь. У меня есть только собака.
— Но у тебя может быть все, что есть у меня, — с жаром начал он. — И я буду только рад собаке в нашем доме…
— Успокойся, — тихо произнесла я. Так тихо, как разговаривают с разбушевавшимися детьми или истеричными взрослыми. И он успокоился.
— Ты заберешь обратно свое предложение, как только узнаешь правду.
— А когда я ее узнаю?
— Как только дашь мне обещание никому не рассказывать обо мне.
Он задумался.
— Хорошо. Я обещаю никогда и никому не говорить о тебе, не называть твоего имени, не показывать твоих фотографий и вообще удалить их. И в первую очередь мое обещание касается моих родителей.
— Спасибо, — сказала я.
Я легко провела пальцами по его запястью и нащупала его пульс. Чуть прижала его. Удобная точка для работы. Я начала говорить — благо, я давно продумала, что и в каком объеме ему рассказать, — и рассматривать заложенную в нем информацию одновременно. Концентрироваться на двух таких серьезных вещах сложно, но возможно.
— Этот мир, который ты называешь Землей, — не единственный, — начала я. — Существует много миров, много человеческих разумных рас. Мы — одна из них.
— Мы — ты и я? — с надеждой спросил Матвей.
— Нет, мы — это я и мой народ. Нас называют по-разному. Чаще всего — цветочный или травяной народ. Потому что мы, как правило, называемся именами травы и цветов, иногда деревьев… Здесь, на Земле, мы больше известны как эльфы.
— Но эльфов не существует!
— Не существует как народа, ты прав. Но не-существование прямо сейчас не доказывает невозможность существования. Зимой не существуют цветы, а летом их много.
— Вы впали в спячку? — усмехнулся Матвей. Судя по тону он не очень-то верил в мою историю. Неважно. Сейчас его вера или неверие не играютникакой роли.
Я откинула волосы назад, показывая ухо.
— Помнишь, ты спрашивал, где я взяла такие уши. У меня свои. Настоящие.
Матвей с недоверием рассматривал мое ухо. И я продолжила.
— Мы живем во многих мирах. И в каждом — так получается — есть охотники. Это не отдельная раса, как мы. Они — коренные жители мира. Но они тоже не такие, как все. Они нас чувствуют и стремятся уничтожить. Убить. С охотниками нельзя договориться, их нельзя подкупить или шантажировать. Были попытки, но все они заканчивались резней… И это не простое чувство, как запах или свет. Охотники испытывают к нам сильное влечение, сродни физической страсти…
Я рассказывала ему историю, смотрела в его глаза и видела, что он не верит. Не потому, что ему не нравятся жестокие охотники и он не хочет быть одним из них. А потому, что ни эльфы, ни охотники не вписываются в его картину мира. Потому что у него в жизни все просто и понятно. И в лучшем случае он готов пойти на поводу у того, что он считает зовом плоти, чем поверить в нас… и в себя. И как ни странно, для меня это хорошо. К чему не относишься серьезно — то нельзя использовать. И хотя внешне все выглядело так, будто я стараюсь его убедить, внутри мне стало спокойнее. И я стала разгадывать эту страшную тайну под названием геном охотника.