— А теперь покажи, что у тебя с рукой.

Он послушно протянул руку. Она внимательно смотрела на тонкую полоску. Она уходила глубоко. Нож был острым и тонким.

— И что ты резал этим ножом, интересно?

— Хлеб, мама. Я резал хлеб и сыр.

— Не представляю, как можно порезать руку, режа сыр. Или это был какой-то особо твердый сорт сыра?

— Ага, гранит, — фыркнул Матвей. — Мама, честное слово, это был сыр и хлеб.

— Хорошо, — Елена Михайловна поджала губы. — А что это был за нож? Только не говори, что это был обычный нож. Этот нож не мог быть обычным.

— Тонкий, острый с обоих сторон. На конце острый, как игла. А в профиль его совсем почти не видно. И черного цвета, — сдался Матвей. — А еще я не знаю, из чего он сделан. Слишком легкий для стали.

— Блестел? — спросила Елена Михайловна.

Матвей покачал головой.

— Нет. И не отражал ничего. Очень удобный. Мне его отдавать не хотелось.

Женщине стало жарко и холодно одновременно. Один из легендарной шестерки Блуждающих Братьев? Да что за ерунда лезет ей в голову! Откуда здесь, в этом спокойном углу Вселенной, блуждающие стилеты?! Но с другой стороны, все сходится — и вид, и действие. С третьей стороны, если здесь появился Блуждающий Брат, значит, этот уголок стал уже не таким спокойным и даже, скорее всего, перестал быть уголком. И, наконец, в четвертых… Елена Михайловна решительно тряхнула головой.

— Матвей, тебе больно как от обычного пореза или сильнее?

— Мне вообще кажется, что это не порез.

— А что?

— Сначала будто игла уколола, а теперь как будто там что-то лишнее, холодное, и каждый раз, когда я двигаю рукой, колется.

— Кровь шла?

— Немного. Я перебинтовал руку, потом снял у Люды бинт. Это не заражение крови? — с тревогой вдруг спросил Матвей.

— Ты не мог перебинтовать руку сам в таком месте. Или ты врешь и не перебинтовал, или ты был с кем-то, кто тебе перебинтовал.

Матвей вздохнул, отодвинул стул, сел и бездумно включил чайник, послушал на его глухое шипение, потом так же бездумно выключил.

— Матвей, чей это был нож? Где ты его взял?

Матвей снова вздохнул и посмотрел на нее снизу вверх.

— Мама, я был в лесу. На прогулке. С девушкой. Не с Людой. Нож был ее. Она хотела забрать, я не отдавал, залаяла собака…

— Какая собака? — насторожилась Елена Михайловна.

— Ее собака. Я от неожиданности дернулся и порезался. Все. Девушка перебинтовала мне руку и убрала нож.

Елена Михайловна мысленно поаплодировала. Так, очень хорошо. Еще немного и он расскажет про эту девушку, эту инженерную тварь, все до конца!

— А почему залаяла собака?

— Заяц там мимо пробегал, что ли, или еж.

— Заяц или еж? Они не очень-то похожи между собой, знаешь ли.

— А, вроде бы заяц. Еж к нам раньше пришел на поляну.

Елена Михайловна, внутренне подобравшись, приложила ладонь ко лбу сына. Лоб был совершенно нормальным, не горячим, не ледяным. Значит, жара нет.

— То есть к вам на поляну пришел заяц… Это вы рассвет, что ли встречали на этой поляне? Хотя нет, что я говорю, ты же ночевал дома, я точно знаю…

— А что не так с зайцем, мам?

Женщина улыбнулась про себя. С зайцем все так. И с ежом тоже. Не так с кое-кем другим, но это дело поправимое. Она внутренне потянулась, предчувствуя скорую охоту. Хе-хе, а мышеловка-то не зря пылилась в чулане!

— Зайцы — ночные животные. И ежи тоже. Чтобы они днем вышли к людям… маловероятно. — Она пожала плечами. — Разве что у них там пожар случился, в лесу, а вы сидели очень тихо. Но если ты был с девушкой…

— Мы сидели тихо, — ответил Матвей. — Очень тихо.

— Верится с трудом, если честно. Вообще, странная какая-то история, — Елена Михайловна сделала вид, что на самом деле ее совсем не интересует эта самая «странная» история. — Включи чайник, что ли. Попьем чаю и спать, поздно уже. Да и ты уставший. В конце концов, две женщины за один день — многовато даже для Дон Жуана с опытом. А ты у меня еще маленький. Есть хочешь?

Матвей покраснел. Она ожидала вспышки гнева, ярости, обиды — чего угодно. Это была бы нормальная реакция. Но реакция оказалась ненормальной. Матвей покраснел, да, но не смутился, не обиделся, не закричал, чтобы не лезла не в свое дело.

— Есть не хочу, я поужинал у Люды, — ответил сын. — И я не Дон Жуан. Мы ничего такого в лесу не делали. Просто гуляли и разговаривали.

— И о чем же вы разговаривали?

— О ерунде всякой.

Зашумел возмущенно чайник. Елена Михайловна перехватила его за минуту до закипания, аккуратно залила белую от мелких пузырьков воду в глиняный круглый чайничек с рисунком бамбука на крышечке.

— Знаешь, мне всегда было интересно, что это за ерунда такая. Мы с твоим отцом с самого начала разговаривали о серьезных вещах. О том, как сделать мир лучше. Какую профессию выбрать. Что происходит в стране. Обсуждали новости науки.