Уверена, он сможет найти какую-нибудь милую девушку. Красивую, более подходящую для того, что он ищет. Это будет несложно — он красив, и денег у него больше, чем у бога. Так будет лучше для нас обоих. Лучше для него, если честно. Мужчины не могут быть рядом со мной и затем выбраться.

Мертвецы не рассказывают сказок.

Лилак громко срыгивает, вытирая руки.

— Готова идти?

Я киваю, хватаю свою сумочку, вешаю ее на плечо, выскальзывая из кабинки, и смотрю прямо перед собой. Отказываюсь смотреть в их сторону, пока иду к кассе у входа.

Когда я лезу в бумажник за картой, за стойкой появляется официантка.

— Об оплате счета позаботились, — она улыбается, как будто это хорошо. Приятная новость.

— Это так мило…

— Кто? — перебиваю я сестру, сжимая в руке наличные.

Официантка, не ожидавшая моей реакции, в замешательстве сводит брови и молча указывает в сторону Сайласа, который сидит со своими друзьями, не подозревая о нашем разговоре.

Раздражение накаляет мои вены.

Я достаю двадцатидолларовую купюру и протягиваю ей в качестве чаевых, после чего поворачиваюсь обратно.

— Кора, куда ты идешь?

Мои спортивные штаны сползают с бедер, когда я направляюсь к их кабинке, не утруждая себя тем, чтобы поправить их, когда подхожу к краю стола. У меня такое чувство, что зубы вот-вот сломаются, если я буду стискивать их еще сильнее.

Четыре пары глаз устремляются на меня.

Бам.

Моя ладонь ударяет о красную поверхность, под ней лежат деньги. Я не обращаю внимания на остальных, встречаясь взглядом с парой карих глаз, которые намного темнее моих собственных, скрывающих секреты и неизвестные намерения.

— Раз уж прошлой ночью все было недостаточно ясно, позволь мне кое-что прояснить, — бормочу я, волосы падают мне на плечо, когда я подталкиваю к нему деньги.

Я лезу в сумку, достаю еще несколько двадцаток и бросаю их на стол.

— Меня не купишь, и это уравняет счет, — говорю я. — Ужин сегодня за мой счет, ребята.

Сайлас

В ушах звенит, когда очередная пуля пробивает мишень передо мной.

Не мощь оружия, которое заманило меня сюда, и не урон от пули, из-за которой я привязан к нему.

Дело в запахе.

Из ствола поднимается шлейф дыма, несущий аромат контролируемого хаоса. Это резкий привкус, сгоревшие химикаты смешиваются с металлическим оттенком раскаленного пороха. Угасая, он оставляет после себя мимолетный след сгоревшего углерода, землистость, необузданную мощь оружия.

Этот аромат — доказательство того, что в насилии есть своя красота.

Мой телефон вибрирует на деревянном столе передо мной. На экране высвечивается сообщение от Рука, дающее мне знать, что он здесь. Я убираю перед собой пустые патроны и вставляю еще один магазин в 9-миллиметровый черный «Каник»17, а затем засовываю его за пояс джинсов.

Я начинаю убирать со стола, разбирая снайперские винтовки, из которых стрелял днем ранее, и складывая все в черную сумку. На мгновение я задерживаю в руках пятидесятикалиберный «Дезерт Игл»18. Подаренный Розмари много лет назад, я теперь использую его только для стрельбы по мишеням. Для повседневного использования он непрактичен.

Две фразы, выгравированные на боковых сторонах металла, — это то, что я оставил при себе. На каждом моем пистолете, даже на том, что лежит у бедра, написано одно и то же.

Non timebo mala — слева.

Vallis tua umbra19 — справа.

Те же слова вытатуированы на внешней стороне моей левой и правой руки от запястья до костяшек пальцев. Рози начала эту традицию, выгравировав их на подарке, зная, как много значат эти слова, а я продолжил ее.

Я кладу пистолет в сумку, застегиваю ее и перекидываю через плечо, прячась от палящего солнца за соснами.

Когда я прохожу через заднюю дверь родительского дома, то понимаю, что не смогу быстро уйти, потому что из кухни доносится голос Рука. Отлично, чертовски здорово. Пройдет час, прежде чем мы окажемся за дверью.

— Это займет две минуты. Давай я тебя подстригу.

Когда я вхожу, мама дергает пряди волос Рука, стоя на цыпочках, осматривая длину от макушки до кончиков, словно он ребенок, и она проверяет его на наличие вшей.

— Я отращиваю их, ма, — бормочет он, ухмыляясь, в нескольких секундах от того, чтобы сказать ей да. У него всегда были проблемы с тем, чтобы сказать ей нет.

— Было гораздо проще, когда ты был маленьким и не мог сказать нет.

— Это было до или после того, как ты обкромсала его волосы? — мой голос сообщает о моем присутствии, когда я наблюдаю за ними из прихожей.

— Я не кромсала! Это было мило, — она взмахивает рукой в мою сторону, отмахиваясь от меня и выпуская Рука из-под своего материнского контроля. — В какие неприятности вы двое сегодня вляпаетесь