Я хочу узнать его. Хочу знать, как он борется с вещами, которых нет, как он справляется с тем, что его разум постоянно играет с ним злые игры. Преследуют ли его по-прежнему днями и ночами. Я хочу знать, что его пугает, совпадает ли это с моими собственными страхами.

Я хочу его, но не больше, чем я хочу, чтобы он жил.

— Я бы хотела, чтобы ты видела себя такой, какой вижу я. Такой, какой тебя видят другие. Ты не такая холодная стерва, Коралина. Что бы ни пытался сказать тебе мир, — ее пальцы вдевают шпильку в мой пучок, надежно удерживая пряди на месте. — Ты добрая, и твое сердце создано для того, чтобы отдавать. Ты отчаянно защищаешь других, больше боишься причинить боль другим, чем себе. Тебе позволено впускать в себя любовь, Кора. Я не говорю тебе влюбляться в него. Я просто прошу, если представится такая возможность, оставайся открытой для нее. Я прошу тебя воспользоваться шансом стать счастливой. Видеть тебя такой грустной — это убивает меня.

Я люблю свою сестру, и когда я вижу едва заметные, блестящие в свете ламп, слезы в ее глазах, это убивает меня. Я бы сделала все, чтобы она была счастлива, но я не могу ей лгать.

Я не могу сказать ей, что попробую, потому что не могу.

Поэтому я поступаю так, как считаю нужным.

— Отдай мне это дурацкое платье.

* * *

Сайлас

— Сэр, — судья прочищает горло. — Если невеста не появится в ближайшие десять минут, нам придется перенести церемонию.

Я смотрю на короткий проход между деревянных скамей. Я не из тех, кто волнуется. Редко, если вообще когда-либо, сомневаюсь в себе. Но после вчерашней игры в прятки я понял, что вероятность того, что Коралина испугается, высока.

Может, это невежество подсказывает мне, что она все равно появится. Что она слишком упряма и сильна, чтобы отступить. Я знаю, как много Лилак для нее значит, и Коралина знает, что я сдержу свое слово. Если с ней что-то случится, о ней позаботятся.

Несмотря на нашу связь, она не станет рисковать безопасностью сестры.

Если письмо, которое я получил сегодня утром от того, кто, как я предполагаю, является Стивеном, говорит о том, что ей понадобится моя защита от него. Одной строчки было достаточно, чтобы я понял, что мой маленький вирус трахнул весь его план.

Думаешь, мне нужно видео, чтобы покончить с вами четырьмя? Эта игра только началась.

— Мне нужна минутка, — говорю я единственному человеку в этом зале — судье, сидящему на возвышении позади меня.

Я иду по проходу, толкаю ладонями большие двери. Когда они открываются в главное фойе, передо мной предстают сотни людей, снующих по алебастровому полу. Мужчины и женщины в рабочих костюмах, случайные незнакомцы, старающиеся не пропустить назначенные им судебные заседания.

Все это сильно отличается от тихой комнаты, которую я только что покинул. Я тянусь к карману, достаю телефон, готовый позвонить ей и выманить ее, но, похоже, мне не придется этого делать.

Среди моря безликих тел она спускается с широкой парадной лестницы. Ее волосы убраны назад, обнажая заостренные черты лица. Макияж отличается от ее обычной темной подводки. Он более мягкий, нейтральный. Солнечный свет из окон во всю стену освещает каждый ее шаг по мрамору и граниту.

Белое платье облегает каждый изгиб ее тела, как вторая кожа.

Я не ожидал, что она наденет свадебное платье, но теперь, когда оно на ней надето, я не хочу видеть ее ни в чем другом, завернутую в километры шелковой ткани, которые хочется разрывать зубами.

— Господи Иисусе, — бормочет проходящий мимо меня мужчина, останавливаясь, чтобы посмотреть на нее.

Интересно, что заставило его остановиться — глубокий вырез, открывающий вид на ее гладкую кожу, или тонкое кружево, украшающее ее руки?

Было бы легко отвлечься на ее внешность, но не это меня так заворожило. То, как она поднимает голову, не обращая внимания на устремленные на нее взгляды, и в каждом ее шаге ко мне нет ни капли чего-либо, кроме уверенности.

Шелк спадает вниз, образуя лужицу ткани, которая струится вокруг ее ног, когда она, наконец, подходит ко мне. На ее губах натянутая улыбка, когда она поднимает ткань на талии и размахивает ей.

— Чересчур?

Ее глаза мерцают в солнечном свете, как расплавленное золото.

Растопленный мед в кофе. Мои чертовски любимые глаза.

В них есть теплота, способная унять беспокойство, и проницательность, которая может пробиться сквозь всю эту чушь.

Глаза никогда не лгут.

Она одновременно нежная и яростная. Мед и каштан. Холодная и горячая.

Маленькая загадка.

— Идеально.

Ее щеки розовеют, когда она прочищает горло, и уверенность, которую она несла в себе всего несколько минут назад, тает под моим взглядом. Как будто то, о чем я думаю, заставляет ее стесняться.

— Готова? — спрашиваю я, протягивая руку, чтобы она взялась.

— Нет, — бормочет она, нервно кусая нижнюю губу, — я не могу…

Один шаг вперед, десять назад.