Наше же молчание затягивалось, и я, выдохнув, заговорил.

— Отче^[10], — начал я, и монах принялся поглаживать бороду, не поправляя меня. — Три годины назад мой тяглый Агапка на свой прокорм взял у вас пять мешков хлебов, обещая вернуть полную подводу, сроку на то было дано три года. Нынче он истекает, вот и хочу долг его вернуть. Хотел бы с экономом поговорить на этот счет.

— С Дьяконом Евлампием стоит об этом речь вести, я его сейчас позову, — медленно произнес монах.

— Благодарствую, — кивнул я. — Отче, я бы еще хотел увидеть отца Феофана, отправил же меня к нему отец Никанор с Гороховца.

— Хм. — На секунду он задумался. — Захворал он нынче, но я испрошу его. Вы же можете подождать Дьякона Евлампия, вон там, — он указал на один из амбаров неподалеку. Кто же захочет помолиться за спасение души своей, мы будем только рады, — и, развернувшись, покинул нас.

Мы перебрались к указанному амбару, дьякон Евлампий появился спустя минут десять. Мне пришлось вновь пересказать всю историю, он покивал и сообщил, что ему следует свериться с книгами, дабы путаницы не возникло, и удалился.

Спустя еще минут двадцать показался монах, что встретил нас. Под руки он вел старичка, которого клонило к земле, а его спина напоминала знак вопроса. Старик был обряжен в такие же черные одежды, как и монах, а еще опирался на клюку. Было видно, что идти ему непросто.

— Прокоп, ты за старшего, — сказал я и, не дожидаясь, когда божьи люди подойдут, сам направился в их сторону и даже шапку снял.

— Здрав будь, отче Феофан. Прости, что потревожил, звать меня Анрейка Белев, к тебе же отправил меня отец Никанор, которой не смог ответить на мой вопрос.

Старик ответил мне не сразу, сначала пробежался по мне взглядом и пожевал губы.

— Можешь звать меня старцем, Андрейко, коли смогу, отвечу на твой вопрос. Пойдем присядем, а то нынче меня ноги не держат. Чувствую, приберет меня скоро наш господь бог, — тихо произнес Феофан и перекрестился, а вслед и мы за ним.

Тихая и неспешная прогулка, и мы обошли церковь и оказались в яблоневом саду, где стояла пара скамеек.

С кряхтением Феофан уселся, покхекал и устроился поудобней, опершись на свою клюку. Монах же отошел и сел на другую скамейку.

— Так чего ты хотел, Андрейка? Чего не смог ответить Никанор, раз ко мне послал.

— Слышал, как упоминали князя Старицкого, что воеводой он был прекрасным и всякое другое, но спрашивал и знакомцев своих, никто так и не смог мне ответить о нем, — попытался я изобразить грусть. Вот меня любопытство и разобрало.

— О как, — аж крякнул старец Феофан и очень странно на меня посмотрел. То ли с удивлением, то ли как на умалишенного.

На пару мгновений разлилась тишина.

— Удивил, Андрейка, как есть удивил. Не думал, что такое спросишь, — хмыкнул старец и погладил подбородок, на котором осталось-то пару волосинок. — Давненько я уже не слышал о них, кажись, как Мария с дочерью в монахини постриглись. Хороший был род, тихий, богобоязненный, да прервался нынче, — начал рассказать старец.

Я слушал, затаив дыхание, впитывая каждое слово.

— Знатный то был род, первые люди на земле нашей после князей Московских, а после и царя батюшки. Ибо и были они ближайшими царевыми родичами.

— Вот оно как, — вырвалось из меня.

— Истинно так. Рюриковичами они были самыми настоящими, но зваться стали Старицкими, от удела своего. Пошли же они от Ивана свет его Васильевича и супруги его царевны Софьи Фоминичны Палеолог, что была принцессой греческой. Андрей Иванович был шестым и самым младшим сыном, от отца и получил он Старицкий удел, и был он родным братом великому Московскому князю Василию Ивановичу, после которого царем стал Иоанн Васильевич.

«Песец…» — только и были ругательства в моей голове.

— После Андрея Ивановича князем стал сын его Володимер, они, почитай, с царем вместе воспитывались и были дружны долго. Воеводой он был талантливым. Остался только сын его Василий от супружницы Евдокии Нагой да Мария от Евдокии Одоевской. Марию-то после замуж отдали за Магнуса, короля Ливонского, который был братом королю Датскому. Ток и он долго не прожил, помер. Мария девочку родила Евдокию Магнусовну, но вернуться им пришлось, а после и в монастырь ушли. Кажись, Мария жива еще и близ Сергиева монастыря в женском монастыре прибывает, но тут точно я и не скажу.

— А Василий? — вырвался из меня вопрос.

— А что Василий? Помер он, как сестра замуж вышла, кажись, на пятый денечек и помер, — хмыкнул старец.

— Вот оно как, — почесал я подбородок.

— Ага, — кивнул старец. — Патриарх наш Иов, сам из-под Старицы и там принял постриг. Знал он лично и Володимира Старицкого и Василия с Марией.

— Благодарю, старче Феофан. Знать я теперь буду о Старицких, — и я в пояс поклонился.