— Так откуда бы ты узнал? Кто бы тебе рассказал да учил. Многого ты не знаешь, Андреюшка, — хмуро закончила Мария.

Я обдумывал слова Марии и прикидывал новые расклады, тетушка же не спешила продолжить разговор.

— Значит, хочешь вернуть имя рода и земли его, — пробормотала она вдруг себе под нос, заставив меня вздрогнуть.

— Да, — твердо ответил я.

Вернув имя и земли, у меня реальный шанс предотвратить смуту, а возможно, даже и усесться на царский трон. Вот только первое для меня было куда важнее, а все остальное по остаточному принципу. Как там говорят, не жалея живота своего.

— Федька же не удержится? А как же сестра его, да и мать? Та еще змеюка подколодная, вся в папашу.

— Убьют или в монастырь отправят, — пожал я плечами, пытаясь припомнить, кто ж у них мать, но так и не вспомнил, у Марии же не стал интересоваться. — На престол же сядет Дмитрий Иоаннович, или посадят, многим он выгоден.

— Тут и не поспоришь, — кивнула она. — Потом и вертеть им попробуют. А может, и выйдет чего, — задумчиво произнесла Мария. — Андрюшка, приезжай завтра к полудню, мне подумать надо. Непростое дело-то о царских палатах думать, да и я многого уже не знаю, кто мне расскажет-то последние вести, — хмыкнула она зло.

Проводив Марию до монастыря, я вернулся к своим послужильцам, уселся в седло, и мы отправились назад.

— Не зря хоть ждали? — поинтересовался Прокоп.

— Ой, не зря, — весьма довольно произнес я. Хоть знакомство с Марией и не задалось сначала, но она приняла меня как родного. Да и интересно, что она придумает.

— Я думал, эта монашка в тебя вцепится, накинулась, орет, еще и холопом назвала, — покачал головой Елисей.

— Честных людей, да еще и служивых, хоть и не верставшихся, холопами звать, так это оскорбление, — веско произнес Вишка, да еще и в тоне его обида была.

— Вишка, ты знаешь, кто это был? — глянул я на него, чуть повернувшись в седле.

— Да откуда? Монашка какая-то, не пристало им так себя вести, — пробурчал он.

— Да сейчас монахиня Марфа, вот только до пострига была она Марией Старицкой. Королевой Ливонии, племянницей царя нашего Иоанна Васильевича. Родичи близкие они. А ты монашка… — передразнил я Вишку.

— А-а, — только и протянул он, тут же закрыв рукой рот. — Простите меня за словеса мои предерзновенные, не знал я о том и не думал обидеть.

Я же махнул рукой, мол, успокойся, а после добавил:

— Ты среди нас, и никто о сем не расскажет. Все-таки мы вместе, но думай впредь, рядом с кем ты речи ведешь и о чем. С нами можно, а при чужих лучше и промолчать, а после на ушко шепнуть мне или Прокопу.

— Понял, — проблеял Вишка с повинным видом.

— А ты ведь, Андрей, спрашивал про Старицких, — задумчиво протянул Прокоп, глядя на меня непонятным взглядом.

— Было, спрашивал, — коротко ответил я, не желая развивать тему.

«Прокоп явно о чем-то догадывается. Рано или поздно мне придется с ним поговорить, главное, чтобы себе чего лишнего не надумал. Не хватало, чтобы мне еще с этой стороны прилетело», — пронеслась мысль у меня в голове.

К полудню следующего дня мы вновь вернулись к Подсосенкому монастырю, предав послужильцам поводья Черныша, и, оставив их в стороне, я вновь заколотился в калитку. Которая тут же открылась, будто меня и ждали.

— Проходи, тебя уже заждались, — произнесла монахиня. Пройдя за околицу, заперла за мной калитку и повела в сторону небольшого сада, среди которого стояла простая беседка из навеса и четырех столбов. В самой беседке был накрытый стол, за которым сидела Мария.

— Здрав будь, Андрей, присаживайся. — И она указала на лавку.

Тетушка выглядела помятой, а глаза были покрасневшие, словно ночь не спала.

— Подумала я над твоими словами и крепко подумала, вот, значит, что… — И она выложила на стол передо мной три грамоты, с печатью в деревянных тубусах. — А теперь послушай, что я тебе скажу…

«Начало воодушевляет» — мелькнула у меня в голове мысль.

— У Федьки и впрямь мало возможности остаться на царском троне. Много у него недоброжелателей, ты тут прав. Как и тех кто хотел бы удавить его, ибо не почину поступил Борис. Так что удавить его и вправду могут. Вот только и управиться он тоже может. Ну не он, конечно, родичи его, — уточнила Мария. — Как ты и говорил, при нем явить себя, смерти подобно. Здесь ты тоже прав. Не дадут тебе жить, ибо ты опасность для него. Вокруг тебя все старые роды сплотятся. Вот если вверх Дмитрий возьмет, — выделила тетушка интонацией имя. — Можно и попробовать явить себя. Вот только не все так просто.

Мария прервалась и, подняв серебряный кубок, отпила, из него. Я же продолжал слушать. Мне она пока ничего нового не сказала, я и так знал, что прав.