Поэтому я резко дернул этим плечом, скидывая папашину руку. Но, пользуясь моментом, заценил колечко, мелькнувшее прямо перед моими глазами. Оно было у Старейшины на законном безымянном пальце. Черное. Словно выплавленное из камня. Без каких-либо дополнительных украшений. Ничего, моя прелесть. Скоро мы будем с тобой вместе. Это я про кольцо, естественно.

Моя реакция Матвею Ивановичу очевидно не понравилась. Он ожидал, видимл, другого. Аж скулы выступили от того, как крепко Старейшина сцепил зубы.

— Вы если, папенька, явились, чтоб защитить незаконнорождённого сына, то зря потратили время. У меня все хорошо. Вот, учусь. Сегодня собираюсь присягу принять. Кто меня похищал, не знаю. Не видел. Этот момент сразу давайте уточним. Я так понимаю, он принципиально важен. Глаза завязали, руки скрутили, ироды. За шиворот взяли и в машину засунули. Все. Потом пришёл Борис и спас вашего ублюдка. После Бориса пришёл Владик. Он тоже молодец. Естественно, не в одно время. Думаю, вы точно знаете, что похищений было два. Все. Больше рассказать нечего. Еще имеются какие-то вопросы?

Я сделал максимально почтительное лицо, чтоб совсем уже по-хамски не выглядело мое поведение, и склонив голову к плечу, уставился на Старейшину.

Конечно, я знал, что его такая манера поведения выведет из себя. Гонору то у каждого главы — на десятерых хватит. Но в том и суть. Пусть лучше сразу отцепится со своей внезапной родительской любовью, чем будет таскаться сюда через день.

Пока что мне Матвей Иванович не нужен. Помешает только. Надо, кстати, у Смерти спросить, что эта за странная блажь в голову Карамзину пришла. На кой ляд ему бастард понадобился? Хотя…

Я машинально перевел взгляд за спину отца. Там, в далеке, замерли Валькирия, которая в мою сторону вообще не смотрела, Владик, что-то активно изучающий в клумбе, Борис, настойчиво пялящийся на Матвея Ивановича, и Левая рука главы. Вот он меня заинтересовал.

Рассчитывать, будто Смерть со мной честна и откровенна… Ну, это даже не смешно. Ничего она не расскажет. Или расскажет то, что ей надо. А вот Максим Никанорович… С ним точно надо побеседовать.

— Это детский бунт и обида? Ты хочешь, чтоб я проникся чувством вины?– Выдал вдруг Матвей Иванович, отвлекая меня своим дебильным вопросом от созерцания толстяка.

Причём, могу дать Борькину руку на отсечение, (такой вариант уже предполагался), что сказать Старейшина хотел совсем другое. Судя по пылающему гневом взгляду, даже, скорее, сделать. К примеру, придушить наглого ублюдка. Но тем не менее, Матвей Иванович собрался с силами и продолжает изображать заботливого, понимающего отца. Интересно…На дурака отец всё-таки не похож. К примеру, по Марку Сергеевичу сразу было понятно, он с великим прибабахом. Тут же — другая история. Значит, Старейшине Дома Черной Луны просто так выгодно.

— Ага. — Согласился я, исключительно по причине огромного желания быстрее закончить наш глупый, а главное, бесполезный, разговор и отправиться в библиотеку.

К тому же, у меня помимо учёбы дел — мертвяк от нагрузки сдохнет повторно. Надо еще выяснить, что там с Владиком и решить, наконец, с Борисом, бетайласт он или просто бракованный продукт ритуала.

— Сын, я понимаю, у тебя есть причины для обиды. Но и ты пойми, я делал это все ради тебя. Чтоб уберечь. Хотел защитить. Однако теперь нет нужды скрывать нашу родственную связь, поэтому я перестал вести себя, как раньше.

Матвей Иванович высказался и замолчал. Видимо, соображал, чего бы этакого еще сказать. Запас трогательных родительских слов у него явно не сильно велик и ничего нового в голову больше не приходило.

— Я понял. — Пришлось согласиться. Иначе он не скоро закончит покаянные беседы. — Хорошо, папенька. Я все понял, оценил. Господин Левин сказал, что без вашего разрешения присяге не бывать. Так вы уж разрешите, будьте любезны. Хочу принести пользу клану.

— Хорошо. — Согласился отец. — Но всё-таки хотелось бы понимания, кто посмел на тебя покуситься. Это был выпад не только против моего сына, но и против всего Дома.

— Ничем не могу помочь. — Я развел руками, изображая разочарование, — Не помню. И вы бы сына проведали. Родного, имею в виду. А то он уходил с наставником Леонидом, пять раз споткнулся. Так активно оглядывался в нашу сторону. Ну все? Можно идти?

Старейшина помолчал пару минут. Думал, наверное. Я все это время активно изображал на лице послушание, лишь бы только этот светловолосый мужчина с породистым лицом уже отцепился.

Наконец, он кивнул и направился к компании, ожидавшей нас в стороне. Я топал следом, соображая, как подать Максиму Никаноровичу знак, что нам не мешало бы пообщаться.

— Идем. — Бросил глава Дома своей Левой руке, когда мы подошли к остальным.

— А вы тот самый Максим Никанорович? — Спросил я толстяка с абсолютно невинным выражением лица.– Слышал о вас.