Рядом с ним замерла госпожа Глок. Ее красивая физиономия выглядела бесстрастной. Впрочем, возможно, это вина пластических хирургов. У дамочки столько уже было подтяжек и натяжек, там, наверное, мышцы неспособны двигаться. Я, в отличие от остальных, прекрасно вижу ее возраст. Порядка семидесяти пяти лет. Не меньше. По меркам людей это немало. Хотя, надо признать, обычным человеческим взглядом этого не определить. Выглядит лет на двадцать пять моложе.

Чуть в стороне застыл наставник Леонид. Его лицо было задумчивым. Даже, наверное, заинтересованно-задумчивым. Он словно впервые увидел что-то необычное. Что-то, чего по мнению наставника, существовать не может. Между бровей Леонида залегла еле заметная складка. Он явно пытался осмыслить некоторые сомнения, терзавшие его. Не знаю, как это может быть связано со мной, но задницей чую, точно связано.

Борис, что вполне понятно, просто топтался рядом, с умилением глядя на меня и Марину. Он прекрасно оценил степень искренности Марининых чувств. Борька — бетайлас. Он способен видеть связь между душами. То есть, из толпы людей злобный дух всегда точно выберет близких родственников или тех, кто испытывает друг к другу настоящие эмоции. Тех, между кем существует Связь. Нити, ведущие от души к душе. Для бетайласов они как маяк. Как единственная звезда на черном, скрытом тучами небе.

Ну а теперь самое интересное… Смерть. Госпожа моя. Она стояла под одним зонтом с директором школы, но в данную минуту ее мало волновало дождь. Взгляд Валькирии был прикован к Марине. В то время как нянька упорно старалась в сторону Смерти не глядеть. Настолько старалась, что я понял однозначно и несомненно, Марина не только знает Валькирию. Она ее до одури боится. Более того, нянька была уверена или предполагала, что увидит рядом со мной Валькирию. Ей было страшно из-за этого, но несмотря на свой страх, Марина все равно согласилась, чтоб ее привезли в школу на встречу с ребёнком, которого она выхаживала первый год.

А тут даже гадать не нужно. Марину именно привезли. Специально. Зачем? Пока не понимаю. Но уверен, Розенкранц имеет какие-то свои цели. Иначе с чего бы ему быть настолько довольным? К тому же, душевной добротой или альтруизмом не страдает ни один глава клана.

Наша с Мариной встреча входила в цели и интересы Дома Огня. Но она — лишь первый этап. А вот, что дальше? Посмотрим. Впрочем, Великая Тьма с этим Розенкранцем. Сейчас меня гораздо больше интересовала Смерть.

Она пялилась на Марину с высокомерной насмешкой. Ее взгляд говорил, ну что? Ты посмела, смертная? Посмела пойти наперекор мне? И еще… глубоко, очень глубоко, я заметил чувство, которое Валькирии несвойственно. Ненависть. Не то, чтоб она чистейшей души создание и подобные эмоции ей незнакомы. Наоборот. Смерть — олицетворение всего самого темного и плохого. Но ненависть — это эмоции. То есть, реакция. Признание того, что враг ей небезразличен. Что он представляет для нее угрозу. Я никогда не видел, чтоб Валькирия кого-то ненавидела. Не было достойных. А вот Марину…

Выходит, Высшая ее опасается. Еще выходит, что мне, похоже, понятна причина такого состояния няньки. Из неё не словно все соки выпили. Из нее их реально выпили. Смерть. Смертушка. Моя Госпожа. Похоже, все эти годы она держала Марину под контролем, присосавшись к ней как пиявка. И я могу только преклонить колено перед обычной человеческой женщиной, которая решила взбунтоваться против Высшей. Пусть даже она не знает наверняка, кто такая Смерть, уверен, Марина понимает, что это опасная, сверхъестественная дамочка.

С другой стороны, не понимаю, почему Валькирия тупо не убила няньку, если сочла ее опасным фактором для своих планов. Очевидно же, что сочла. Ревнивая дрянь. Ей не понравилось, что кто-то искренне меня полюбил и в ответ я тоже привязался. А чего уж скрывать, я действительно привязался, будучи еще младенцем. Эта женщина стала мне близка. Как там говорят? Не та мать, что родила, а та, что воспитала?

Тут, конечно, не знаю, мать, не мать. Однако, Марина мне дорога это факт.

Я усмехнулся, глядя прямо Валькирии в лицо. Она оторвала взгляд от няньки, с вызовом посмотрела на меня.

К счастью в этот момент, наконец, очнулся директор школы. А то дьявол его знает, к чему привели бы наши «гляделки». Возле ближайших кустов зашевелились черные тени, а к огромной туче, из которой лупил дождь, подтянулись еще две такие же. Молнии не просто разрезали черноту на небе, они буквально врезались в нее светящимися взрывами.

Мы со Смертью вполне могли потерять контроль оба. Потому что я был очень, очень, очень зол.

— Простите, Иван Николаевич, но что происходит? — Левин вопросительно посмотрел на Старейшину Дома Огня.