Коган едва полотенце не уронил. Подробности войны «израильских агрессоров» против миролюбивого сирийского народа, почему-то первым напавшего на тех агрессоров, в СССР мало кто знал, разве что постоянные слушатели «радиоголосов». Под Эль-Кунейтрой состоялось крупнейшее сражение, Армия обороны Израиля размолотила многократно численно превосходящих сирийцев и двинула к Дамаску… Почему я это знаю? Потому что по заданию ангелов прикрывал наступление евреев с воздуха, пилотируя «фантом», иначе бы израильтяне, не достигнув победы обычным оружием, грохнули бы по Дамаску атомной бомбой. Убив десятки тысяч арабов, мы спасли миллионы, а то и всю планету уберегли от ядерной войны. Но это было в другой жизни.

В этой жизни Березин вторично кинулся меня избивать. Выше ростом, мышечная масса больше, ему вряд ли пришлось пить три литра кефира перед весами, а потом, согнувшись над фаянсовым другом, изливать кефир обратно. Он несколько раз менял стойку, лупил практически всеми существующими в боксе способами, включая панчи и малоизвестный в СССР оверхэнд. На второй минуте второго раунда крепко достал, и мне, едва удерживая ускользающее сознание, пришлось вязать его руки в клинче. Судья выкрикнул «брэк!», потом ещё раз «брэк!», и я отступил на шаг. Как раз истекло время.

— Получил? — поинтересовался Коган.

Клянусь, его раздирали противоречивые чувства. Конечно, болел за меня, всё же воспитанник. И одновременно желал, чтоб кто-то проучил, сбил спесь с выскочки.

— Есть такое. Уже прошло.

— Значит, кинется на добивание. Лови момент.

Тренер был прав. Как бы ни был хорошо подготовлен армейский, два раунда активного рукомашества его утомили. Бил по-прежнему опасно, сильно, но внимание и координация движений уже не те. К тому же уверовал в мою безвредность и нарвался на простейший джеб левой.

Но в тот джеб я успел влить немножко «пли». Ровно столько, чтоб на мгновение вспыхнули искры перед глазами, и боксёр с запозданием на десятую долю секунды увидел хук, летящий к его подбородку, когда ни перчатку поднять, ни голову наклонить уже просто не хватает времени.

Березина потащило в бок, он ухватился за канаты. Судья досчитал до семи и, думаю, намеревался скомандовать «бокс», как на ринг вылетело полотенце. Секундант прав: с таким потрясением лучше перед нокаутёром не прыгать.

Переодевшись, я вернулся в зал на трибуны к динамовцам и досмотрел последние бои. Не знаю, какие там договорняки у Когана со спартаковскими, но самые интересные, на мой взгляд, поединки сложились именно между нашими. Жребий свёл их в шестнадцатой.

Брылёв выходил на ринг после меня и закончил бой в первом раунде нокаутом. Жаль, я его не видел, и киносъёмка не велась.

— Отдыхай, — смилостивился Коган. — Боюсь, Брылёва ты не пройдёшь. Второй Лемешев. А может, и превзойдёт его.

Отец тела подкараулил меня на выходе.

— Как я за тебя переживал! Тот мужик тебя едва ли не по полу размазал!

Уставился на него с недоумением.

— Ты точно мой бой смотрел? Ничего не путаешь? Я ни одного нормального удара не пропустил. А что он лупасил мне в перчатки и локти, это в пользу бедных. Выдохся и нарвался. На пару лет старше, но сосунок ещё. У него не было шансов.

Пусть преподавание научного коммунизма отупляет человека, какое-то соображение у него осталось. Догадался, что заливаю.

— Не бойся. Маме не скажу. А следующий поединок…

— Послезавтра. Приходи.

— Конечно! Ох, это же понедельник. Но занятия у меня вроде только до обеда. Проверю расписание.

Естественно, я ничуть не жалел, если он пропустит мой бой. Повезло, в полуфинале, где судьба меня свела с тем самым Брылёвым, Евгений был занят. Да и смотреть там особо было нечего. Ничуть не зрелищный поединок.

За полчаса до боя Коган признался: предложили двести рублей.

— Вот откуда репутация непобедимого! — ухмыльнулся я, занятый бинтами.

— Он и правда силён. Но ты три боя на турнире окончил досрочно. Если вспомнить «Первую перчатку», у тебя восемь боёв, все — нокаутом или за явным преимуществом. Заставляет насторожиться.

— И предложить двести рэ? Тренер, нам по сотке маловато будет. Пусть нолик прибавят. По тысяче — уже денежки.

У Когана, вроде привыкшего к неформатному ученику, в очередной раз округлились глаза. В стране, где выпускник вуза чаще всего получает оклад от девяноста до ста десяти, требование тысячи звучит нелепо. Куда уж там заикаться про восемьсот миллионов долларов, если и за один доллар в СССР дают нешуточный срок.

В общем, на договорняк мы не согласились.