«Головастик» ринулся ко мне, едва я только вставил капу и поднялся с угла. На дальнейшее он вряд ли рассчитывал, получив сильнейший апперкот. Он пришёлся в перчатки и на миг разогнул позвоночник, тут же наказанный свингом с правой. Чуть поплыл, а я выпрыгнул из угла в центр ринга, на оперативный простор.

Так повторилось дважды. Не жалея «пли», я распрямлял его и целил в ухо кроссом или свингом. Когда парень уверовал, что и дальше так будет продолжаться, а потому изготовился отражать верхние удары, ему после апперкота правой прилетел такой же левый, проскользнувший между локтями к челюсти.

И вот тогда заработали молотки. Плюнув на филигранную технику, столь любимую Ботвинником, и грамотную тактику, на которой настаивал Коган, принялся избивать «головастика». По тренировкам знаю — ни одна глухая защита не сдержит град ударов, если бить разнообразно и сильно со всех направлений. Другое дело, ни один боксёр, тем более — подросток, не выдержит долго подобного темпа. Но у меня за ушами работал крылатый павербэнк. Руки парня начали болтаться, опасно открывая голову, он быстро терял контроль.

На второй минуте рефери остановил бой, отдав мне победу за явным преимуществом, чем спас «головастика» от гарантированного нокдауна. Во взрослом профессиональном боксе ни один бы так не поступил, пощадив проигравшего, там зрелищности ради ждут, пока избитый не размажет кровавую юшку по полу.

— Герой! — фыркнул Коган, растирая меня полотенцем. — Но ведь выложился. Чем в восьмушке намерен воевать?

— Поем супчику, восстановлюсь. Да вы не переживайте. В кои-то веки мой соперник ушёл с ринга своими ногами, не пропахав носом доски. Всё как вы любите.

Подошёл Евгений, благоухая коньячком, а не «Байкалом», поздравлял, потом осведомился: иду ли домой или как обычно где-то зависну. Всё ясно, ма прикована к грядкам на даче, свободная хата. Пообещал: буду ночевать у пацанов, созвонился с Зиной, а часиков в восемь утра следующего дня вернулся на Одоевского, застав там неодетую и довольно некрасивую кралю лет тридцати — тридцати пяти.

— Сын… Это… Я… — простонал профессор, не в состоянии сложить слова в предложения за пределами лекции о научном коммунизме.

— Да ясно всё. Изучал с аспиранткой ленинский труд «Марксизм и эмпириокритицизм», но маме знать о ваших сверхурочных не стоит, не так поймёт и не оценит. Па, я сварю кофе на троих, а вы приберитесь. Вдруг она с дачи на электричке приедет.

Внутри себя ликовал, потому что спёр розовые трусы с белыми кружавчиками, аспирантка долго их искала, потом, бедота, натянула платье и ушла без белья. Нет, я не фетишист в отношении предметов женского туалета, зато тщательно спрятал убийственную улику. Если начнётся очередное «никакого бокса», Евгений на сто процентов выступит на моей стороне под страхом, что розовое исподнее попадёт маме на глаза с соответствующим комментарием. Подло? Да! Но я же — демон. А шантаж — куда меньший грех, чем отбить профессору голову. Чего не сделаешь ради восьмисот миллионов долларов и спасения человечества!

Восьмушку на следующий день едва не продул, Коган был прав, истощился. Спасло лишь то, что в третьем раунде соперник, совсем уверовавший в свою победу, провалился в атаке и нарвался на самый обычный встречный хук, без всякого «пли», обвиснув на канатах мокрой тряпкой. Сразу после душа помчался на автобусную станцию — до ближайшей деревни у базы «Трудовые резервы», куда папа Ким в очередной раз отвёз самбистов.

К синим баракам и столь памятным соснам добрался лишь к ночи, после отбоя, нарвался на вожатский патруль, карауливший шлявшихся по ночам. Один из тренеров вспомнил меня по прошлым сменам и согласился провести к борцам.

Спаленка руководителей групп мало отличалась от общей казармы, только коек четыре, гремучий холодильник «Днепр» в углу и небольшой чёрно-белый телевизор с самодельной антенной из каких-то обрезков. Ким как раз созерцал некий художественный фильм, похоже — довоенный и до синих соплей оптимистичный вроде «Волга-Волга» или «Весёлые ребята».

— К вам зайца привели! — жизнерадостно презентовал меня патрульный. — Намерен отдыхать без путёвки.

— Раз так, пусть отдыхает. Зачислить к боксёрам или борцам?

— Ни к тем, ни к другим, учитель. У меня послезавтра четвертьфинал на республике. А выжался досуха. Меня любой хулиган обидит.

Дождавшись, когда сопровождающий оставил нас двоих, кореец встал и обнял меня за плечи.

— Прав был Коган. Нужно и общую технику боя знать. Пропал без секретного оружия, и лапки кверху?

— Не совсем. Без всякого Ци отправил соперника в нокаут в восьмушке. Но едва-едва. Мог и продуть.

— Поражения тоже идут на пользу. Заставляют оглянуться на пройденный путь, взвесить ошибки.

— Если останется чем взвешивать. В боксе поражение — это отбитые мозги.

— Хоть не мошонка. Помнишь, как в Москве отличился? Ладно, дело прошлое. Присаживайся. Я сейчас кого-нибудь в столовку пошлю. Закрыта давно, но чай организуют.